Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Дениз отрывается от журнала:
— Проснулся?
Она не выглядит такой уж встревоженной, что может быть хорошим знаком, либо ей попросту более-менее наплевать. Его смерть теперь не будет иметь для нее особых последствий. Да, вообще говоря, ни для кого не будет. При этой мысли он снова закрывает глаза и пытается вернуться в прежнее забытье без снов и видений. Он слышит пронзительный скрип дверных петель, затем шаги.
— Папа?
Он открывает глаза и видит Кейси, стоящую у кровати с бутылкой коки, из которой торчит жеваная соломинка.
Ты назвала меня папой.
— Ты можешь говорить?
Со мной все в порядке, Кейси.
Она встревоженно смотрит на Дениз.
— Почему он не говорит?
Дениз наклоняется к нему и громко произносит:
— Сильвер, ты можешь говорить? — будто он трехлетний мальчишка. С садовниками-мексиканцами она разговаривала точно так же.
Разумеется, я могу говорить. Вот, я же разговариваю.
Дениз выпрямляется и встает прямо напротив него:
— Моргни, если ты меня понимаешь.
Что за хрень, Дениз?
— Схожу за Ричем, — бросает Кейси, выскакивая из палаты.
— С тобой все нормально, — сообщает Дениз, но смотрит на него хорошо знакомым взглядом, ясно говорящим, что он, хотя это уже никого не удивляет, снова облажался.
Они познакомились на свадьбе его кузена Брюса. Она не была самой красивой подружкой невесты, этот титул бесспорно принадлежал Андреа Люмейн, чье сливового цвета платье обтягивало ее, как целлофановая пленка, а фотографы снимали ее на приеме не меньше, чем саму невесту. Не досталось Дениз и второго места. Этой чести удостоилась Ханна Рис, которая пробилась за счет одного лишь выдающегося декольте. Но за Дениз было крепкое третье место; возможно, она не очень выделялась, но в ее мягких чертах таилось неброское изящество, а улыбка была искренней и открытой. Она казалась способной посмеяться над собой, а именно этого он искал в женщинах, с которыми пытался встречаться, — меньше шансов, что им вздумается посмеяться над ним.
Так что он опрокинул пару рюмашек, чтобы убаюкать природную замкнутость, насколько мог, пригладил непокорную шевелюру, закинул в рот мятную конфетку и храбро опустился на пустой стул возле нее.
— По вам не скажешь, что вам тут весело, — сказал он.
Она уже который раз была подружой невесты и по этому случаю пила больше, чем обычно, и больше, чем он когда-либо еще увидит. Она была слегка подшофе, веселая, и после первых десяти минут разговора он знал — как знает мужчина, если женщина дает ему это понять, — что если он будет слушать ее, согласно кивая, и пригласит на все медленные танцы, то потом, когда свадьба закончится, ему будет позволено стащить с нее это дурацкое платье. Все проходило в отеле «Хилтон», и она удобства ради сняла здесь на ночь номер, а это означало, что не будет поездки на такси, во время которой она могла бы протрезветь и передумать.
Так что они танцевали, и он смешил ее своими па и умело подливал в бокал ровно столько, чтобы хмель не уходил, но чтобы и она не перебрала и держалась на ногах. И спустя пару часов и какие-то минуты неловкости они очутились в ее номере, где она и оттрахала его с хмельной энергией, граничащей со злостью, после чего вырубилась лицом в его живот. Он смотрел на нее, лежащую вот так, беззащитную и иссякшую, и это пробудило в нем нечто; он проследил изящный изгиб ее спины до самой округлости ягодиц, отметил гладкость кожи и то, как ее маленькие груди держали форму чуть не в любом положении, и пришел к выводу, что ее красота того рода, что раскрывается постепенно, и поздравил самого себя с тем, что разглядел это и заодно не остался без секса.
Он собирался уйти утром до того, как она проснется, но когда разлепил глаза, она была уже в душе, и это показалось невозможно грубым — уйти, пока она в душе, совсем не то же самое, как если бы она проснулась и обнаружила, что его уже нет, — хотя объяснить, в чем тут разница, он не мог. Так что они вместе позавтракали, она рассказала ему, что ждет получения лицензии на сделки по недвижимости, он рассказал ей про свою группу, и его как-то особенно тронуло, что она не причитала по поводу проведенной ими ночи и не говорила чего-то в духе «Я такого никогда не делаю» или «Я была абсолютно бухая», а это бы его точно задело. И так секс привел к отношениям, отношения — к браку, а брак — к появлению ребенка, и только когда было уже слишком поздно, он осознал, что все свершилось лишь потому, что она проснулась раньше него, а влюбился он главным образом потому, что она не стала жалеть о том, что они переспали. О чем со временем, она, несомненно, еще пожалеет.
Глава 14
Врач, сообщающий ему, что он скоро умрет, — тот же самый человек, что через две с половиной недели женится на его бывшей жене. Либо это поэтический оправданный ход, либо какой-то кармический глюк, столь характерный для его жизни последнее время.
Рич Гастингс — худой высокий мужчина с узким лицом и кустистыми бровями, которые компенсируют его убывающую шевелюру и придают ему вид погруженной в раздумья совы. Это он купил Кейси машину и будет оплачивать обучение в колледже. Он не просто заменил Сильвера как мужа и отца, но и, очевидно, справляется с этой ролью куда лучше самого Сильвера. И все-таки Сильверу не удается испытать к нему неприязнь, и вовсе не потому, что он плохо старался. Он немало энергии потратил на то, чтобы вызвать в себе здоровое презрение к Ричу. Но есть в Риче какое-то невозможное простодушие, отметающее всякий цинизм. И вдобавок он явно расположен к Сильверу, а такое с людьми случается крайне редко. И даже теперь, когда Рич сообщает ему, что он скоро умрет, Сильвер не находит в себе ни намека на неприязнь.
— У тебя расслоение аорты, — тихо и мрачно говорит Рич.
— Я не знаю, что это, — к Сильверу вернулся голос, хотя слова все еще звучат для него немного забавно — чужие, они зависают в воздухе, пока не теряют свой смысл.
Рич берет расшифровку его томограммы. Не столько, чтобы показать всю эту разноцветную чепуху, сколько спрятаться за ней.
— На внутренней стенке твоей аорты есть разрыв.
— Не очень-то хорошо.
— Да, совсем нехорошо, — Рич откладывает бумаги. — Твоя кровь устремляется в разрыв, заполняет стенку, отчего слои аорты расслаиваются и набухают. Это еще называют расслаивающей аневризмой аорты.
— От аневризмы люди ведь умирают?
— Да, умирают. Но тебе повезло. Врачи скорой предупредили о ТИА. Они сделали МРТ и обнаружили расслоение.
— Рич!
— Да?
— Прекрати разговаривать как врач.
— Черт, прости, Сильвер.
Ему действительно жаль. Печать сострадания ложится глубокими морщинами на его широкий лоб, отчего брови выгибаются двумя гусеницами. В детстве Сильвер читал маленькой Кейси книжку про гусеницу. Гусеница проедала себе путь через фрукты и овощи, а потом и через твердые книжные страницы. Кейси это казалось смешным до слез. Сильвер так и не просек юмора, но ему просто нравился ее безудержный хохот.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
