— Ну, право слово, мэм. Вот мы с вами тоже солнца не видим. А что до воздуха, то они кое-что придумали. Законопатили несколько зданий и закачивают его через верхние этажи — с нашей стороны стены, там воздух вполне годится для дыхания. Если вы хоть раз обходили стену целиком, то должны были заметить трубы в дальней части города.
— Но зачем им это надо? К чему такие ухищрения? — И тут в ее голове мелькнула жуткая мысль, тут же сорвавшаяся с губ: — Только не говори мне, что они не могут выбраться!
Ректор издал нервный смешок:
— Нет-нет, мэм. Могут. Просто они… — Он пожал плечами, насколько позволяла поза. — Остались, и всё.
— Почему? — В ее голосе уже звенела истерика.
Паренек опять принялся ее успокаивать, поводя руками: говорите тише, ни к чему нам волноваться.
— Одни не захотели оставлять свои дома. Другие не успели эвакуироваться, а кое-кто понадеялся, что газ сам собой рассеется.
И все же что-то он утаивал: это чувствовалось по вернувшейся к нему нервозности.
— А остальные? — подсказала Брайар.
Голос парнишки упал до хриплого шепота:
— Дурь, мэм. Откуда она вообще берется, по-вашему?
— Перегоняют из газа, — проворчала она. — Нашел дуру!
— Я вовсе вас дурой и не считаю, мэм. Но откуда люди берут сам газ, не задумывались? Знаете, сколько тошнотки делают у нас на Окраине? А навалом, вот сколько. Куда больше, чем можно получить, вываривая дождевую воду.
Про себя Брайар с неохотой признала, что и в самом деле грешила на дождь и на отходы очистной станции. Кажется, никто толком не знал, куда деваются емкости с концентрированной отравой, когда уезжают на «передержку». Ее давно одолевали подозрения, что их потихоньку выкрадывают и тем или иным способом сбывают, однако Ректор утверждал иное:
— И гадость, которую вы у себя на заводе выцеживаете из грунтовых вод, тоже ни при чем. Я тут знал одного химика, он как раз подумывал наложить на нее лапу, но ничего не вышло. Сказал, пользы от нее никакой — чистый яд.
— А желтуха, значит, получше будет?
— Желтуха, ох ты господи! — ухмыльнулся он, сопроводив богохульство насмешкой. — Ну да, старики ж ее так зовут.
Брайар закатила глаза:
— Мне плевать, как ее называют детишки вроде тебя, — главное, я ни с чем ее не спутаю. И видела, что она делает с людьми, — куда уж там яду. Будь мой отец жив, он бы… — Замявшись, она неуверенно закончила: — Он ни за что бы такого не одобрил.
— Мейнард давно умер, мэм. Может, ему это и не понравилось бы, трудно сказать, но многим из нас он заменяет святого заступника.
— Его бы это страшно взбесило, — сухо заметила она.
Наступила очередь Ректора задать все тот же вопрос:
— Почему?
— Потому что он верил в закон.
— И это все? Все, что вы можете сказать о родном отце?
Она вспылила:
— Закрой рот, пока не схлопотал!
— Но он был справедлив. Ну как вы не понимаете? Уличные мальчишки и девчонки, которые торгуют гнильем и сами на нем сидят, воры и шлюхи, голодранцы и бродяги — короче, все, кто на своей шкуре узнал, как жизнь несправедлива… все они верят в Мейнарда, потому что он был другим.
Брайар выпытала у Ректора еще кое-какие подробности о побеге Зика. Ко времени, когда в подвале объявились священник — повнушительнее первого — и кучка монашек, намеренные выставить ее вон, на руках у нее было предостаточно сведений, и отнюдь не утешительных. Все они сводились к одному безжалостному факту.
Ее сын ушел в закрытый город.
5
Иезекииль Уилкс зябко поеживался перед входом в старую канализационную систему. Он не сводил глаз с дыры, словно та могла его проглотить, — или даже надеялся на это, потому что опасался передумать идти туда. Однако были и другие мысли, понастойчивее. Уже проделан большой путь. Пройти каких-то несколько ярдов по широкому туннелю — и он в городе, который стал непригоден для жизни еще до его рождения.
Фонарь в его руке подрагивал в такт трясущемуся локтю. В кармане у продрогшего Зика лежала мятая карта, скатанная в комок. Захватил он ее порядка ради, поскольку выучил наизусть.
Но кое-чего он не знал, и это сильно его беспокоило.
Он не знал, где когда-то жили его родители. Не знал точного адреса.
Мать никогда не говорила, где стоял их дом, но Зик проникся уверенностью, что жили они на холме Денни-Хилл, и у его поисков появилась отправная точка. Сам холм был не особенно велик, а внешний вид дома он примерно представлял. В рассказах матери, под которые Зик засыпал, когда был помоложе, дом представал настоящим замком. Если он еще не рухнул, то у него лилово-кремовые стены, два этажа и башенка. И еще терраса на весь фасад, а на ней — кресло-качалка, выкрашенное под дерево.
На самом деле оно было металлическое, оборудованное специальным механизмом, спрятанным в полу. Он заводился специальной ручкой, и тогда кресло начинало качаться само собой, к восторгу сидящего.
Зика бесило то, что он почти ничего не знает о человеке, сотворившем это чудо. Но теперь он догадывался, где искать истину. Нужно было лишь пробраться по туннелю, сразу же свернуть налево и взобраться на холм — это и будет Денни-Хилл.
Ему захотелось спросить у кого-нибудь дорогу, но никого рядом не было.
Никого и ничего, кроме ощутимой даже здесь вони от таинственных испарений, которые по-прежнему сочились из-под земли за стеной.
Самое время надеть маску.
Поглубже вдохнув, он надвинул приспособление на лицо и застегнул ремни. При выдохе смотровой щиток затуманился, но только на секунду.
Сквозь забрало маски жерло туннеля казалось еще нереальнее и глубже, странно вытягиваясь. При каждом движении головы темнота будто бы колыхалась и закручивалась. Ремешки до зуда натирали кожу на ушах и под ними. Зик просунул под них палец и хорошенько почесался.
Он в десятый раз проверил фонарь. Да, керосина по самый венчик. Заглянул в торбу. Да, тут все припасы, какие удалось достать. Он был готов настолько, насколько это вообще в его силах.
Зик выпрямил фитиль фонаря — чем больше света, тем лучше.
Усилием воли он заставил себя переступить линию, отделявшую привычную ночь от бездонной тьмы. В свете фонаря кирпичные стены рукотворной пещеры отливали золотом.
Он планировал тронуться в путь утром, как только мать уйдет на завод. Но сборы заняли весь день, а Ректор давал указания с неохотой.
И вот теперь снаружи почти стемнело, а в туннеле царил кромешный мрак.
Сияющий круг света окружил его пузырем и понес вперед, навстречу неизвестному. Зик лавировал между обломками в местах, где обрушился потолок, увертывался от свисавших прядей мха, толстых, как морские водоросли, подныривал под паутину.
