1
Миша Доценко сидел в кабинете Ольшанского и уже который часподряд работал с супругами Красниковыми, пытаясь помочь им вспомнить, неговорили ли они кому-нибудь о том, что сын Дима им не родной. Сам КонстантинМихайлович, уступив Михаилу свой стол, сидел в уголке и с интересом наблюдал,как мастерски молодой оперативник делал свое дело. Миша специально углубленнозанимался проблемами памяти и мнемотехники и умел делать то, что вкриминалистике называется «возбуждением ассоциативных связей». Иными словами,если человеку есть что вспомнить и нечего скрывать, то под чутким руководствомстаршего лейтенанта Доценко он обязательно вспомнит.
Ольга и Павел Красниковы в один голос твердили, что никогда…и ни за что… и никому… и так далее. Внезапно Миша изменил тактику.
– Почему вы все время меня обманываете? – спросилон с невинным видом.
– Мы?! – с возмущением воскликнули супруги. –Да что вы такое говорите! В чем мы вас обманываем?
– Ну, если не обманываете, то, значит, неточноформулируете свои мысли. Вот вы, Ольга Михайловна, ответьте мне еще раз навопрос: с кем в течение последних пяти лет вы обсуждали тайну усыновления?
– Ни с кем, – устало повторила женщина. – Явам десять раз уже повторила, ни с кем.
– Ну как же так? А Лыков? Шантажист, звонивший вам потелефону. С ним вы говорили об усыновлении?
– Да… Конечно… – растерялась Красникова. – Но ядумала, вы имели в виду…
– Я понял, что вы хотите сказать, – мягкоостановил ее Доценко, не дав договорить. – Но я хочу, чтобы и вы поняли,что я имел в виду, когда говорил, что вы неточно формулируете свои мысли.Теперь вы, Павел Викторович. Такой же вопрос вам.
– Я ни с кем не обсуждал проблемы усыновления, –торжествующе заявил он, слегка уязвленный тем, что этот симпатичный мальчишка счерными глазами и в наглаженном костюме оказался прав. – Даже с Лыковым. Сним по телефону всегда разговаривала Ольга.
– Чудесно, – широко улыбнулся Миша. – А развес Ольгой Михайловной, с вашей женой, вы ни разу не говорили об усыновлении?
– Но при чем здесь это? – возмутился Павел. –Не хотите ли вы сказать, что я… что мы сами…
От волнения и гнева он стал запинаться и никак не могподобрать нужные слова.
– Ни в коем случае, Павел Викторович. Я только хочу вампоказать, что, отвечая на вопросы, вы заранее загоняете свои воспоминания вопределенные рамки. Я спрашиваю: «С кем?», а вы в своем воображении рисуетеобраз злодея в лохмотьях или шпиона в темных очках и, не найдя такового, смелоотвечаете мне: «Ни с кем». А это неправильно. В худшем случае, вы должны будетемне ответить: «Ни с кем, кроме…», а в лучшем – просто перечислить мне этих«кроме». Понятно? Давайте забудем все, что было раньше, и начнем сначала. И ненадо пытаться оценивать каждого человека, о котором вы вспоминаете, прежде чемответить. Позвольте это сделать мне самому. Итак, Ольга Михайловна…
Через несколько минут она неуверенно сказала:
– Может быть, врач. Знаете, врач-окулист. У Димысильная близорукость, и когда я привела его к окулисту, она спросила, нет либлизорукости у меня. Я поняла, что должна ответить не про себя, а про Верочку,у той было прекрасное зрение, и я смело сказала, что близорукости у меня нет.Тогда она спросила про отца. А про него-то я совсем ничего не знаю. Видно, врачзаметила, что я смутилась, отправила Диму в коридор и прямо спросила у меня: «Умальчика отец не родной?» Пришлось признаться, я не взяла на себя смелостьрисковать здоровьем ребенка. Скрою, скажу, что отец родной и никакойблизорукости у него нет, или, наоборот, есть, а у парня какую-нибудь болезньзаподозрят несуществующую, а ту, которая есть, проглядят.
