— Неужели? Наверное, вы действуете на мое мужское самолюбие. Ваши колючки появляются всегда так неожиданно.
— Ну, если вас это утешит, могу сказать, что в вашем присутствии с моим самолюбием тоже что-то происходит. Вы пробуждаете во мне самые дурные качества.
— Ну-ну, мисс Клей! Вам не кажется, что наше непродолжительное знакомство не дает оснований для столь категоричных выводов?
Было непонятно — продолжает он шутливую беседу или старается намекнуть на то, что Эмма зашла слишком далеко, но она почувствовала, что краска заливает ее лицо.
— Извините, — сказала она, переходя на официальный тон. — Я отнимаю у вас время пустой болтовней. У вас есть еще какие-нибудь указания, мистер Грейнджер? Что-нибудь передать мисс Миллз?
Смеющиеся морщинки снова собрались в уголкахего ярко-голубых глаз, но ответил он довольно сурово:
— Нет, больше ничего. Через две недели я приеду для повторной прививки, если не понадоблюсь раньше. А это у вас новая форма рабочей одежды?
Он с любопытством смотрел на ее джинсы и небрежно повязанную косынку, и до нее вдруг дошло, что вид ее явно не соответствует занимаемой должности. Эмма вынуждена была признаться себе, что темноволосый незнакомец и на этот раз не получил возможности по достоинству оценить ее очарование.
— Я собиралась заняться грязной работой, главным образом с креозотом. Я совершенно забыла, что вы должны были приехать сегодня.
— Обидно, ведь я же говорил вам, что мы встретимся снова, — заметил он, а она подумала: не стоит ему напоминать, что тогда она понятия не имела, кто он такой, иначе он с присущей ему самоуверенностью снисходительно заявит, что в таком случае может ее извинить.
— Ну а теперь извините, спешу, у меня много работы, — сказал он, снова переходя на нейтральный тон. — Какие-нибудь еще вопросы ко мне есть?
Эмма немного поколебалась, не желая слишком затягивать его визит, поскольку видела, что он действительно торопится.
— Знаете, еще Корри, но не думаю, что вы сможете что-нибудь сделать, — ответила она.
— Корри? А, этот пожилой джентльмен в крайнем вольере. Боюсь, что против старости ничего не сделаешь, ее надо просто уважать и прощать маленькие слабости, присущие этому возрасту. Но давайте посмотрим его. — Он поднял свой саквояж и вышел во двор.
Айрин уже ждала его, держа Корри на поводке, и торопливо сказала, прежде чем Эмма успела открыть рот:
— Пожалуйста, сделайте что-нибудь для Корри, мистер Грейнджер. Он грустит, ничего не ест. Если он не поправится, прежде чем вернется мисс Миллз, она скажет, чтобы его усыпили, а я этого не перенесу.
В глазах у девушки стояли слезы, она неловким движением вытерла глаза, а Эмма была тронута тем, как внимательно и терпеливо слушал Макс Грейнджер это бессвязное повторение того, что Эмма выслушала вчера. Возможно, он и разделял мнение Мэриан относительно невысоких умственных способностей Айрин, но сейчас он отнесся к ней очень мягко и доброжелательно.
Он подошел к собаке, тщательно осмотрел ее, и на его ласковое обращение Корри откликнулся так, как отзывался только Мэриан; когда осмотр был закончен, потрепал Айрин по плечу и сказал, что волноваться не о чем. Он оставит пилюли для повышения аппетита и ампулу с лекарством, чтобы Эмма могла, если понадобится, сделать укол, но собака обязательно снова будет в порядке, как только вернется хозяйка, для его тринадцатилетнего возраста никаких особых отклонений у Корри нет, разве что несколько притупилось зрение и появились небольшие ревматические изменения в суставах.
— Пока мисс Миллз нет, попытайтесь взять его в дом, — сказал он. — Если пес снова почувствует, что он кому-то нужен, это может ему помочь.
— Они так быстро теряют форму, — беспокойно сказала Айрин. — Она только и ждет, чтобы избавиться от него и освободить место для кого-нибудь другого. Старые собаки тоже заслужили отдых, если они больше не нужны, их тоже надо отправлять на пенсию.
Она судорожно сглотнула, а Эмма, которой тоже хотелось заплакать, торопливо сказала:
— Все в порядке, Айрин. Мистер Грейнджср оставил мне кое-что для Корри. Отведи его обратно, посиди и поговори с ним немножко.
Девушка ушла, уводя за собой пса, который понуро брел, постукивая по камням двора длинными от старости когтями. Ветеринар проводил их взглядом, и взгляд этот был полон сострадания, что казалось странным для его обычно бесстрастного, высокомерного лица. Эмма сказала, стараясь, чтобы в ее голосе прозвучало профессиональное равнодушие:
— Айрин очень любит этого пса. Она недостаточно долго проработала с животными, чтобы научиться философски относиться к подобным вещам.
— А вы научились?
— Я проработала достаточно долго, чтобы усвоить, что бессмысленно противостоять мнению тех, на кого работаешь.
Он повернулся, посмотрел на нее, и, когда заговорил снова, в его голосе не было привычной добродушной насмешливости.
— Похоже, вам эта работа подходит не больше, чем этой бедной девочке. Почему такие девушки, как вы, работают не покладая рук, вкладывая в дело всю душу почти без всякой надежды получить хоть что-то взамен? Что это — жажда самопожертвования или просто желание блеснуть на выставке, побыть в центре внимания, разделить радость победы?
— Вы, мистер Грейнджер, скептически относитесь к выставкам, как я недавно поняла, но в них есть нечто большее, чем просто борьба за призовые места.
— Я не отношусь к выставкам скептически, просто считаю, что некоторые преувеличивают их значение и готовы перегрызть горло конкуренту в борьбе за первое место. Когда людей охватывает эта лихорадка, они не в состоянии уже заниматься всерьез вопросами улучшения породы, а начинают стремиться только к тому, чтобы получить животных определенного экстерьера. Но, возможно, у меня предвзятое мнение на этот счет. Я больше занимаюсь лечением больных животных, чем подготовкой здоровых на их звездном пути. Ну а теперь, когда я снова ввел вас в смущение своими еретическими взглядами, я, пожалуй, пойду. Передайте мисс Миллз, когда она вернется, что я нашел все здесь в наилучшем виде, в том числе и деятельность ее новой сотрудницы, несмотря на некоторое несоответствие занимаемой должности.
— Вы сами меня рекомендовали, — напомнила Эмма, несколько ошеломленная столь откровенным высказыванием, а он довольно сдержанно улыбнулся и поднял свой саквояж.
— Я тогда знал вас хуже, чем теперь, — напомнил он, а Эмма снова возразила:
— Вы и теперь совсем меня не знаете, мистер Грейнджер.
— Ну, это можно поправить. Когда у вас выходной? Впрочем, не будем сейчас говорить об этом, мне кажется, вам больше хочется меня ударить, чем назначить мне свидание. Так что до встречи. — И он поспешил уехать, а Эмма остаток утра заколачивала гвозди и красила с такой энергией, что к ленчу была уже совершенно без сил, зато душа начала понемногу успокаиваться.
