— Не надо? — спросила я, поджимая губы перед зеркалом. Так я буду выглядеть, когда наконец буду с кем-нибудь целоваться. Или произносить заклинания, если ко мне придут колдовские силы. — Почему не надо?
Дженнифер вздохнула:
— Потому что у тебя нет груди.
Ну да, у меня ее нет!
— Но она может появиться к свадьбе.
Дженнифер хмыкнула:
— Рейчел, свадьба через семь недель.
— Но это быстро происходит, ты же знаешь. Сегодня ты плоская, а завтра — бац, у тебя уже огромная грудь. Делай как хочешь, но не сердись на меня, если придется распарывать платье и перешивать заново после моего внезапного развития.
Дженнифер подняла вверх руку:
— Подгоняй.
— А можно и мне тоже, мама? — попросила Присси. — Я тоже хочу, чтобы мне подогнали платье!
— Конечно, моя дорогая, все что хочешь.
Если у нее грудь появится раньше, чем у меня, я повешусь.
* * *
Когда мы вернулись в машину, речь снова зашла о ногтях.
— Я хочу, чтобы ты еще раз попробовала тот специальный лак с ужасным вкусом, — обратилась к Мири Дженнифер.
Я сидела вместе с ней впереди, Присси сзади напевала что-то себе под нос, а Мири тупо смотрела в окно.
— Не буду, — ответила она. — Он не помогает.
— Если ты перестанешь их грызть, поможет. Не знаю, как ты обкусываешь их, невзирая на лак.
Это было уже слишком. Я ведь должна попытаться что-то сделать? Я капнула лак себе на палец и облизнула его. Затем капнула побольше, может, так вкус будет сильнее?
— Если она перестанет их грызть, — как можно спокойнее произнесла я, — то в этом лаке не будет никакой надобности. — Ладно, Дженнифер, не притворяйся такой уж глупой. — Проблема не только в том, что она грызет ногти, — продолжала я. — Она и кожу на пальцах обкусывает.
Дженнифер чуть не поперхнулась. А Мири ударила по моему сиденью.
— Ты обкусываешь и пальцы? Это же не закуска, это твои руки! Это нужно прекратить.
Мири молчала несколько секунд, а потом взорвалась:
— Да тебе-то какое дело? Это мои ногти! Мои! И я буду делать с ними, что захочу!
Да!
Дженнифер повернулась к Мири и погрозила ей пальцем.
— Нет, не будешь. Ты не всегда знаешь, что для тебя лучше.
Но раз Мири может в любой момент вывести Дженнифер из себя, значит, наша будущая мачеха не совсем представляет, что лучше для нее.
— Ты не можешь указывать мне, что делать, — проворчала Мири. — Ты мне не мать.
Опять эта популярная присказка «ты-мне-не-мать». Глупо, Мири. Снова вывести ее из себя можно было и более оригинальным способом.
Когда мы вернулись домой, Мири поднялась в нашу комнату и хлопнула дверью. Я решила дать ей возможность побыть в одиночестве. Остыть немного. Минут тридцать или около того. А затем я приступлю к своему плану. (Мне нужен дьявольский смех. У меня это не очень получается, я скорее напоминаю лягушку. Вот у папы выходит здорово, но сейчас не время просить его, он в офисе, хотя Дженнифер ненавидит, когда он работает во время наших приездов. Она ненавидит развлекать нас весь день одна. Конечно, она ему ничего подобного не говорит. Она предпочитает кипеть от злости при мысли, что это мы во всем виноваты.)
Пока Мири успокаивается, можно посмотреть телевизор. Я плюхнулась на диван в гостиной и принялась переключать каналы. Ничего, кроме новостей, телемагазинов и повторов старых фильмов. Может, идут «Зачарованные». Нет. Только «Баффи — Истребительница вампиров». Забудь об этом. Не хочу я подкидывать ей никаких опасных идей. Что же делать? Может, заняться домашним заданием по английскому на понедельник?
Нет. Это ерунда.
Я знаю, прошло всего шесть минут, но, честно говоря, думаю, для Мири этого больше чем достаточно. Я вошла в комнату и увидела, что она лежит поперек кровати в странной позе с колдовской книгой. Выглядит довольно дико, но мы обе всегда так читаем.
— Не могу поверить, что папа женится на ней, — сказала она, когда я опустилась рядом на кровать.
Отлично. Она готова воспринять мой план.
— Он на ней не женится, — ответила я самым обычным голосом.
Мири удивилась:
— Тогда зачем мы примеряем эти кошмарные розовые платья?
Ага! Мой выход.
— Если свадьбу отменят, нам не придется их надевать. Никогда. Разве что на Хэллоуин. Ты можешь одеться, как Глинда, добрая ведьма с севера.
Ее брови поползли вверх.
— А почему свадьбу должны отменить?
Когда мне было семь лет, я умоляла маму позволить мне одеться Глиндой на Хэллоуин, но она сказала, что все костюмы Глинды проданы, поэтому пришлось нарядиться просто сказочной принцессой. Тогда у меня не возникло никаких сомнений, а теперь я знаю — это неправда, просто она боялась, что, если я оденусь как ведьма, у меня могут проявиться магические способности. Я не могу поверить, будто она пыталась уничтожить мои силы. Не могу поверить во многое из того, что сделала моя мать. Или не сделала. Она ведьма, она могла осчастливить меня с помощью магии. Например, когда я хотела попасть на концерт NSINC, а все билеты были проданы, она могла их наколдовать, или сделать так, чтобы мне никогда не было больно, или не позволить папе развестись с ней. У меня затекла шея. Я не забыла тот разговор ранним утром, но все же почему она все не исправила?
— Потому что, — сказала я, — мы заколдуем папу. Если мама хочет скрыть свои возможности, это ее проблема. Но не моя. И не твоя, если я тебе помогу.
Она снова вскинула брови:
— Мы?
— Ладно, ты заколдуешь отца.
— Откуда мне знать, что это твое решение, а не чье-то еще?
— Ты ведь не только ведьма, но и хороший психолог.
— Мама предупреждала, что ты попытаешься заставить меня использовать магию. — Она покачала головой. — Нет. Я не хочу это делать. Я не могу использовать заклинания, чтобы манипулировать папой. Это неправильно.
Не вышло.
Ладно, без паники. Очевидно, этой праведнице необходимо время, чтобы оценить гениальность моей идеи.
Это даже хорошо. У Дженнифер еще есть возможности позлить Мири. И она обязательно ими воспользуется.
* * *
Не могу я долго ждать.
Чуть позже, когда мы спустились узнать, что на обед, Дженнифер и Присси сидели, скрестив руки, на белом замшевом диване и злились. Папа сидел в кресле в ужасной красно-коричневой полосатой рубашке. Что за человек, совершенно не умеет одеваться. Он всегда спрашивает, как выглядит, и мы всегда отвечаем «отлично», поскольку ни одна из нас не хочет первой открыть ему, что у него абсолютно нет вкуса.
