Ева осталась в материнской квартире в обществе Додика, который хозяйничал на кухне.
После похорон мать вернулась мрачная.
— Боже, как она жила! Какой сброд! Совсем мальчики и семидесятилетняя старуха. Бред какой-то!
— Конечно, бред, — поддакнул Додик. — А что с квартирой? Кому она достанется?
— Откуда я знаю, — пожала плечами мать. — Наверное, какому-нибудь этому… парнишке.
Додик сокрушенно покачал головой:
— Однокомнатная квартира в Москве…
— Я об этом даже и не думаю. Я хочу есть и спать. Ева! Ты останешься у меня?
— Нет. Я поеду к себе.
Все это промелькнуло в голове Евы, когда она покинула нотариальную контору. Приехав домой, она застала Антона за странным занятием. Он застегивал и расстегивал рюкзак.
— Что это? — воскликнула Ева, входя в комнату.
— Рюкзак.
— Я вижу, что рюкзак. Зачем он?
— Мы едем в маленький деревенский домик, где мы будем вдвоем. И никто не сможет нам помешать.
Ева села на диван и задумалась. Может, и вправду махнуть в загадочные Плескавы? Какая разница, где проводить медовый месяц, если Венеция и ванны Клеопатры обломились. Деревня так деревня…
— Знаешь… — Она посмотрела на Антона. — Твоя идиотская идея мне начинает нравиться.
— Ура!
Он подхватил ее на руки и закружил.
— Для начала надо купить карту Смоленской области и разобраться, куда нам ехать.
— Рюкзак у нас уже есть.
— Ты думаешь, этого достаточно? Бери бумагу. Будем составлять список вещей, которые необходимо купить.
Антон схватил со стола блокнот и вырвал оттуда пару листов.
— Диктуй!
Список получился объемным. Прочитав его, Антон засомневался:
— Не много ли?
— В самый раз, — заверила его Ева. — Завтра с утра и рванем в магазины. Накупим и загрузим все в машину.
Антон как-то странно посмотрел на Еву.
— Машина сломалась. Серьезный ремонт. И, судя по всему, это надолго.
— А на чем мы поедем?
— Доберемся своим ходом.
— Придется…
Когда Ева рассказала матери о письме нотариуса, а потом и о визите, мать была сильно удивлена:
— Никогда не слышала ни о каком домике.
— Мам, ты пока никому из наших не говори, хорошо?
— Кого ты имеешь в виду?
— Нашу родню.
— А почему?
— Не так поймут.
— А что тут понимать: Евангелина вспомнила о своей любимой племяннице и оставила домик в деревне.
— Я не единственная племянница. Есть еще Люська. Ты же знаешь, какая она жадина! Поднимет крик: почему ее обошли. Мимо нее ни один рубль не пройдет. Она даже в развалюху вцепится обеими руками.
— Тогда не буду.
— Мы собираемся в ближайшие дни туда поехать и отдохнуть на природе.
— Отличная идея! Кому она пришла в голову?
Ева промолчала. Не признаваться же, что Антону. Слишком много чести!
Глава четвертая
Шеф был не в духе. Артем понял это сразу, как только вошел в просторный и светлый кабинет. На стене висела картина современного модного художника, написанная в стиле абстракционизма. Шеф увлекался современной живописью.
Он кивнул ему и указал на кресло:
— Садитесь.
Кирилл Романович смотрел на него. Взгляд был немигающим, как у змеи. Мухонкин был живой легендой. Он стоял у истоков российского телевидения эпохи демократии. В постперестроечные годы Мухонкин прогремел на всю страну как тележурналист, работавший в суперпопулярной программе «Объектив». Вместе с командой единомышленников и друзей, впоследствии занявших крупные посты, он создал новое ТВ.
Потом он начал карьеру продюсера и добился заметного успеха. Трижды он получал Тэфи как лучший продюсер. На его счету были популярные сериалы, а также рейтинговая программа «Лучшие мелодии о вечном», которую несколько раз крутили под Новый год. В последние годы был гендиректором Первого канала.
Артем сел на стул, чувствуя, как в области живота предательски расплывается холод.
— Я просмотрел вашу последнюю передачу, и у меня возникли вопросы. Вы стали фирмой по оказанию секс-услуг населению?
— Что вы имеете в виду?
Вместо ответа шеф взял в руки пульт огромного плазменного телевизора, занимавшего почти всю стену, и сосредоточенно уставился на экран с таким видом, словно хотел вычислить по нему будущее человечества.
— Вот. Смотрите.
На экране возникли молодые девушки в бикини. Топлесс. Они свободно расхаживали между рядами и давали каждому мужчине по красной гвоздике. Вертели попками и призывно покачивали бедрами.
— У вас что, форменный бордель, в натуре? Или я чего-то не понял?
Фраза «чего-то не понял» была в устах Кирилла Романовича самым страшным ругательством.
— Да нет. Все нормально. Обычный рабочий момент.
— Рабочий! — взревел шеф первой кнопки. — Объяснитесь покороче и попонятней.
Артем понял, что влип. Из этой бодяги надо было как-то выкручиваться. Да побыстрее. А то можно и работы лишиться. Работа на телевидении — сплошной экстрим. Кто не успел — тот оказался в пролете. Выгонят — глазом не моргнут. И не посмотрят, кто ты такой. Взлетать — трудно. А падать легко, очень легко и быстро. Первоклассных всего — три-четыре канала. Максимум — пять. Остальные — отстой. Могильники для звезд, звездочек и звездушек разного масштаба и калибра. Когда он щелкал в свободное время по каналам и натыкался на знакомые лица, то невольно ужасался: как так? Как быстро происходят в человеке перемены. Вот еще недавно этот красавец-мужчина зажигал экран в прайм-тайм и сообщал стране самые горячие новости, и дамы млели от его мужественного торса, упакованного в суперстильные шмотки. А теперь? Неуверенный бегающий взгляд, поникшие плечи и костюм, купленный в универмаге за углом.
С женщинами дело обстояло еще хуже. Вчерашние красавицы, попав на каналы-отстойники, мгновенно тускнели и линяли. Прекрасные бабочки превращались в заурядных гусениц. Куда девалась их гламурная сексуальность, классный фейс? Они превращались в обычных баб, которых можно в любой момент встретить на московских улицах. Иногда он любил смотреть второсортные каналы и натыкаться на некогда гремевшие имена. В такие минуты ему казалось, будто холодный бодрящий душ окатывает его с головы до ног. С одной стороны, приятно, что ты наверху, а не упал лицом в дерьмо. С другой — страх подстегивает и заставляет стараться изо всех сил не занижать планку. Вообще, если поразмыслить, то страх — конструктивная вещь. Он заставляет не расслабляться, а энергично сбивать масло лапками. Пока не опередили конкуренты.