словах Яну.
И во всех трёх случаях судья поддержала протесты Марины. Ух, какие мы молодцы!
Если честно, то даже я не знаю, что было бы лучше в такой ситуации. Молча смотреть, как этот кашалот жрёт её перед присяжными, заставляя путаться в собственных ответах, или постоянно вскакивать с протестами, отчего всё выглядело так, словно мы пытались оградить её от этих самых ответов. Или попытаться реабилитировать её в дальнейшем.
Когда допрос окончился, Яна выглядела так, словно готова расплакаться. А Стрельцов же просто невозмутимо глянул на циферблат своих карманных часов и заявил, что более вопросов не имеет.
Конечно, ты их больше не имеешь, скотина! После того как размазал её прямо на глазах у присяжных!
Затем настало наше время отыграть хотя бы часть очков в свою пользу. Марина встала со своего места и вышла к Яне.
Её выступление было оговорено нами заранее. Максимально прямые и простые вопросы, требующие ответа «да» или «нет». Максимум несколько слов и ничего лишнего. Я специально настоял на этом в то время, как Марина хотела, чтобы Яна едва ли не рассказала историю всей своей жизни и того, как она раскаивается в случившемся и никогда бы не нарушила закон вновь. Эх, дилетантка.
Я-то знал, что будет с Новиковой после того, как Стрельцов переедет её товарным поездом. Тут дай бог получить уверенное «да», а не слёзы истерики.
К счастью, она сдержалась.
— Вы знали что-нибудь о связях Леонида с наркотиками?
— Нет.
— О том, что он может торговать ими или же хранить их в вашей квартире втайне от вас?
— Нет, не знала, —тихо сказала Яна.
— Когда вы в последний раз видели Леонида?
— За несколько дней до того, как пришли полицейские.
— Вы знали, где он спрятал наркотики? — спросил Марина.
— Нет, я ничего не знала, — покачала головой Яна и шмыгнула носом.
— И вы не имеете никакого отношения к ним или же к деятельности этого молодого человека?
— Нет.
Марина улыбнулась ей, после чего получила пусть и вымученную, но ответную улыбку и повернулась к судье.
— Ваша честь, у меня больше нет вопросов, но я хотела бы оставить за собой возможность вызвать подзащитную в дальнейшем.
Судья кивнула.
— Разрешается, — произнесла она, а затем объявила о перерыве в слушании и ударила молотком по деревянной дощечке.
* * *
— Сволочь! — прошипела она, держа в руках чашку с кофе.
Её аж трясло от злости. Я же оказался спокойнее.
— Успокойся.
— Успокоиться⁈ Ты видел, что он с ней сделал⁈ Саша…
— Я двадцать лет уже Саша, Марина, — вздохнул я и отхлебнул дешёвого кофе. — И да. Я прекрасно всё видел. Меня удивляет, что ты так на это реагируешь. Это его работа, и стоит признать, он делает её на отлично.
А что ещё оставалось сказать? Стрельцов действительно хорошо умел делать своё дело.
— Присяжные теперь думаю, что она виновна…
— Ничего они не думают, — отрезал я. — Они будут думать лишь то, что мы им покажем. Ещё раз говорю тебе, успокойся.
— Ты уверен, что Леонид… или как там его вообще звали, мёртв? — в очередной раз спросила Марина.
— Да, к сожалению.
— Тебе ещё не звонили?
Я отрицательно покачал головой, сделал ещё один глоток из пластикового стаканчика и скривился.
— Пойду пройдусь, — сказал я ей.
— Что? Ты куда⁈ Саша, до окончания перерыва тридцать минут…
— Спокойно, Марин. Я просто возьму себе нормальный кофе и вернусь. Заодно хочу позвонить кое-кому.
Встав из-за стола, я пошёл на выход из здания суда, на ходу доставая телефон и ища нужный номер в списке контактов.
Владимир ответил на звонок в тот момент, когда я бодро спускался по ведущей от здания лестнице.
— Да?
— Володь, что с телефоном?
— Пока глухо…
— Ты сказал, что справишься за день, — напомнил я ему.
— Это когда я такое говорил⁈
— То есть не справишься?
— Саша, ты себе как это вообще представляешь? — возмутился Шабин. — Я, по-твоему, что, должен воткнуть в него кабель, пошуршать над клавиатурой и всё, готово? Это так не работает! Мне вообще пришлось его чуть ли не полностью разобрать, чтобы получить хотя бы частичный доступ к внутренней памяти. Но нужно ещё время.
— Сколько?
— От пяти минут до пяти дней. Смотря как пойдёт. Говорю же…
— Володя, процесс уже идёт, — напомнил я ему. — И чем дольше ты возишься, тем меньше у нас шансов.
Хотя, наверное, я был не совсем справедлив. В конце концов, на этом телефоне и вовсе могло не оказаться данных, которые могли бы нам помочь. Если так подумать, что вообще могло на нём оказаться?
Я мысленно прикинул. Допустим, что этот «Леонид» не такой уж идиот. Допустим, что он достаточно осторожен. В конце концов, ранее же он не попадался, ведь так? Значит, рассчитывать, что он будет хранить обличающие себя доказательства прямо на телефоне, не стоило. Хотя очень и хотелось. Но хоть что-то там же должно быть? Хоть что-то!
Вопрос в том, как правильно использовать эту информацию.
— Саша, я постараюсь. Но, возможно, вам стоит подумать о том, чтобы использовать что-то другое. Я не уверен, что смогу вскрыть этот телефон так быстро, как тебе нужно.
Мда. Ситуация, конечно, дерьмовая. Но слова Владимира навели меня на другую мысль. Он прав, я действительно мог бы использовать его по-другому. Только не телефон, а самого Леонида. Ну не совсем.
Нужного номера, разумеется, у меня не было. Но имя его я запомнил ещё с нашей последней встречи.
Для того чтобы меня связали с нужным человеком, пришлось сначала провисеть почти десять минут на ожидании, а потом ещё пять объяснять, что я хочу поговорить с конкретным человеком, а не оставить заявление или заниматься какой-либо другой чушью. В конце концов меня соединили с тем, с кем нужно.
— Старший имперский следователь Громов, — прозвучал в динамике знакомый мне хрипловатый низкий голос.
— Здравствуйте. Это Александр Рахманов. Не знаю, помните ли вы…
— Мы виделись в больнице после случая с Даумовым, — произнёс голос из телефона. — Я людей не забываю. Никогда.
— Что ж, должно быть в вашей работе это нужная черта. Я хотел бы с вами встретиться и поговорить.
— О чём?
— Несколько дней назад ваши
