цыпочках. Паркет простонал от этого экспромта.
— Хорошо, все готовы? — властно произнесла режиссер. — Как вас? Никита? На исходную, за дверь.
— Какая-то клоунада… — игнорируя команду, мрачно выразил свое отношение Никита.
— Ну, Никиточка, ради нас с мамой, ты же у нас сильный… — взмолилась Наташа.
— Мы жизнью рисковали, а ты — кочевряжишься! — поддакнула теща.
— Ладно, затейники! — со значением произнес Никита. — Только держитесь крепче…
— Готовы? — громко спросила режиссер.
Никита с каменной рожей ушел за дверь, через пять секунд позвонил.
— Мотор! — крикнула дама-режиссер.
Открыла ему жена, в руке у нее — грамота. Никита изо всех сил выпучил глаза.
— О как!
Потом вслед за супругой прошел в комнату, а там — теща, и в руке у нее (какое совпадение!) — тоже грамота!
— О как!!! — еще более выпучив глаза, оценил Никита.
— Снято! — недовольно произнесла режиссер. — Надо, чтоб все было естественно… Вот, как в вашей семье выражают удивление, восторг, чувство счастья?
Никита пожал плечами:
— О как!
— Ну, а самый всплеск эмоций? — уже выходила из себя режиссер.
— Ну… — Никита подумал и убежденно ответил: — Каково!
— Ну, хорошо… — сдалась режиссер. — Эмоциональную скудость фразы компенсируем выражением глаз… Саврас, глаза давай — на крупняке!.. Теперь, с другой точки — снимаем женщин… Вы обе бурно поясняете мужчине, что за рамки у вас в руках. Типа: «Николай! Мы получили благодарности от зама министра!» И сразу без паузы — буря чувств, вы хватаете жену, тещу, приподымаете и начинаете кружиться с ними. Кружиться и кружиться, пока я не скажу: «Снято! На исходную!»
Саврас обреченно переставил камеру.
— Все в готовности. Мотор!
Никита вновь вошел в комнату вслед за женой, тупо воскликнул, увидев тещу.
— О как!
— Еще раз! — скрежетнула зубами режиссер.
— О как! — еще тупее произнес Никита.
И тут теща и Наталья одновременно, во всю мощь, как солдаты в строю, проорали:
— Никита, мы получили благодарности от заместителя министра Российской Федерации!!!
Вместе с «благодарностями», как научили, Никита подхватил под правую руку тещу, под левую — жену и начал кружиться с ними по комнате.
— Так, давай еще, еще, чтобы уже не переснимать, — сипло кричала женщина-режиссер. — Саврас, облизывай все: руки, эти сильные мужские руки, эти счастливые глаза, полные радости и слез… Эти поджатые от счастья женские ноги… Николай, Коля, давай, давай еще, чтоб без дублей… вращаемся быстрее, покажи, на что способен в необузданных чувствах русский богатырь!
Никита побагровел, как бык-производитель, женщины, чтобы не упасть, повисли у него на шее, поджав ноги… Наконец, случилось то, чего было не миновать: все трое завалились прямо на камеру, штатив опрокинулся, оператор еле успел подхватить аппарат у самого пола.
— Снято… — выдохнул он.
— Ничего страшного, мы этот фрагмент вырежем, — успокоила себя режиссер.
— Кстати, шефиня, отдадим этот кусок в «Сам себе режиссер», — заметил оператор. — Баксов пятьсот отвалят…
Все с хохотом, возней наконец встали. Никита сдержанно улыбался.
— А если в программу «Сам себе могилу роешь»? — отменно вежливо спросил он у оператора.
— Николай, не волнуйтесь, никуда этот фрагмент не попадет, — успокоила режиссер.
— Обычно это я заставляю волноваться… — не преминул внести ясность Никита. — По роду своей деятельности.
(К слову, дальнейшие события полностью подтвердили этот в легкую брошенный афоризм.)
— Да-да, мы в курсе… — небрежно согласилась режиссер. — Хотите, это веселое падение мы вам перепишем?
— Хотим! — за всех ответила Матильда Жановна.
5‐е число. Дело к вечеру
Савушкин в самом беззаботном настроении шел в городской парк на свидание с Настей. Он издали увидел ее, сидящей на скамейке, и ускорил шаг. Настя сидела вполоборота к нему, в кепи и больших, явно не идущих ей очках.
— Прилетел по первому зову! — радостно объявил Никита и, оценив новый стиль (очки и кепи) добавил: — Моя таинственная леди…
Настя молча повернула к нему голову, так же молча сняла очки. И Никита с ужасом увидел у нее вокруг глаза огромный синяк, разбитую припудренную губу. Так же, не проронив ни слова, показала ссадины на ладонях после падения.
— Кто?! — страшно закричал Никита, так что даже шарахнулись прохожие. — Настенька, кто посмел? — Он опустился на колено перед ней. — Это вчера?
— Вчера… — еле слышно ответила Настя.
— Настя, прости, я не должен был тебя оставлять. Какой же я идиот… Кто это был?
— Курбан. Они с Варварой поджидали меня. Она спряталась за углом, а он ко мне пошел. В кепке, лицо под чулком скрыл. Думала, не узнаю… Ударил раз, еще раз… Сказал, чтобы я не совала нос в чужие дела.
— Точно он был? — Ярость колотила Никиту.
— Да. Голос его был…
— Вот так, значит, как мы… Вот так, значит… Ладно.
Он взял в ладони ее израненные руки, поцеловал их, порывисто встал.
— Я не достоин целовать даже твои ноги… — тихо сказал он. — Прости…
Настя надела очки, отвернулась, не проводив Никиту взглядом.
Уже через несколько минут, преодолев расстояние на автомобиле, Никита ворвался в дом, где жила Варвара. Кнопка лифта застряла вместе кабиной где-то на верхних этажах. Савушкин чертыхнулся, бросился на боковую лестницу, в считанные секунды преодолел этажи. С холодной яростью вдавил кнопку звонка, потом стал стучать.
Варвара ответила из-за двери:
— Кто там?
— Откройте, милиция! Майор Савушкин.
Шпонка испуганно открыла дверь, Никита оттолкнул ее с прохода, безошибочно прошел на кухню. Курбан сидел за столом в светлых, но порядком засаленных спортивных штанах и белой футболке. Он с аппетитом ел: перед ним стояла большая миска с наваристым супом, из которого торчали куски мяса. Тут же на столе возвышалась гора костей, объедков, огрызков, зелени, рыбьей чешуи, стояла початая бутылка красного вина. Курбан не успел встать: Савушкин уже возвышался над ним.
— Приятного аппетита! — пожелал Никита.
Ответ «спасибо» прозвучал уже в миске, куда Савушкин окунул голову Курбана.
Варвара с ужасом взирала на происходящее, остерегаясь даже слово сказать в его защиту.
— Это кажется хаш? — поинтересовался Савушкин.
— Хаш… — испуганно подтвердила Варвара.
— Что ж ты ему так мало наливаешь?
— Он уже две тарелки съел… — призналась Варя.
— Настоящему джигиту и кастрюли мало.
Сказав это, Никита снял кастрюлю с хашем с плиты и водрузил на голову Курбану, который только начал приходить в себя. Гулко шлепнулись на пол кости. Светлое одеяние сожителя вмиг окрасилось в нечто неописуемое.
— А теперь — и вином запьем, — продолжил тихий кураж Савушкин.
Он взял бутылку, расколотил ее о кастрюлю, торчавшую на голове Курбана, потекло красное вино, дополняя цветовую гамму. Курбан завыл, из-под кастрюли это получилось особо жутко.
— Ну, чего ждешь, хозяйка, снимай, после ужина посуду мыть надо! — подбодрил Савушкин.
Дрожащими руками Шпонка сняла кастрюлю с головы Курбана. Он завыл еще громче.
