— А можно туда поставить еще один стол? — Он поднял сумку и повернулся ко мне. — Маттео, принеси фонарь и возьми под полкой помойное ведро.
Монах собрался уходить, но задержался.
— Может, вам интересно, как звали этого человека? Его имя — Умберто.
Пришли два работника и перенесли стол с телом старика Умберто в маленькую соседнюю комнату. Потом они поставили туда еще один деревянный стол, а на него — подсвечник, таз, большой кувшин с чистой водой и положили несколько тряпок. Хозяин дал им несколько монет, и они ушли.
Мы остались наедине с трупом.
Меня колотила дрожь.
Хозяин склонился ко мне, и его лицо оказалось вровень с моим. Он положил обе руки мне на плечи.
— Послушай меня, Маттео! В смерти нет ничего страшного. Душа уже отлетела. Этот человек был причащен священником. Его душа уже встретилась с Создателем. А это, — он показал на тело на столе, — только оболочка, и она уже не нужна человеку, который когда-то жил и дышал в ней.
Я отвел глаза от его пристального взгляда. Мне казалось, что все, что он говорит, противоречит учению католической церкви. И даже я, невежественный бродяга, понимаю это.
Душа и тело сплетены в неразрывное целое. И хотя в момент смерти человек испускает дух, разве его тело не понадобится ему при воскрешении мертвых?
— Я ничего не заберу отсюда, ни одного органа, — заверил меня хозяин. — Умберто будет похоронен целиком, и его тело дождется второго пришествия Христа.
Но мне была видна рука покойника, свесившаяся из-под савана. И дрожал я не только от страха перед потусторонним миром. У покойника были длинные, грязные ногти, пожелтевшие и искривленные, как клыки старого хряка. Они напомнили мне о другом человеке — Сандино, который специально отращивал и затачивал ногти на больших пальцах, и они были похожи на страшные звериные когти. В начале этого года, в Ферраре, я видел, как этими своими когтями он выцарапал глаза одному человеку.
Маэстро отвернул саван.
И я увидел мертвое тело. Все целиком.
Лицо.
Грудь.
Торс.
Завитки волос внизу живота. Вялый член между ног.
Маэстро проследил за моим взглядом и заметил:
— О, этот орган кажется таким незначительным! Однако именно он становится порой источником большого страдания.
Он взял в руку нож.
На мгновение я подумал, что…
— Не беспокойся, Маттео. — Он прикрыл тело старика до пояса. — В настоящий момент я ищу причину смерти в старческом возрасте. Надо посмотреть на внутренние органы, прилегающие к сердцу. Я хочу понять, почему в старости их функция ослабевает и угасает.
Маэстро положил кожаную сумку на второй стол и вытащил из нее множество разных предметов: маленький фонарик, измерительные приборы, бумагу, мел.
И развернул сверток с ножами.
Глава 10
— Встань над помойным ведром и помочись вот на это. — Хозяин протянул мне какую-то тряпицу. — Намочи ее, а потом отожми, чтобы с нее не капало.
Я уставился на него:
— Зачем?
Он наклонил голову набок.
— О, ты спрашиваешь зачем. Отлично, Маттео! Что ж, я объясню. Это нужно для тебя. Воспользуешься этим как маской.
Я содрогнулся и пролепетал:
— Ладно… Но можно где-нибудь там, в сторонке…
Он улыбнулся:
— Отлично. Продолжу свое объяснение, когда ты вернешься.
Пока я пытался помочиться на тряпочку, у меня тряслись руки.
Когда маэстро взял меня к себе, обогрел и накормил, я подумал, что он очень добрый человек. Но теперь мне начинало казаться, что я имею дело с сумасшедшим. Для настоящего цыгана прикоснуться к любому из человеческих выделений просто немыслимо — ведь все они считаются нечистыми. Выделения и испражнения должны оставаться как можно дальше от табора, на таком расстоянии, где не чувствуется их запах и где нельзя случайно на них наступить. Оседлые жители могут одеваться в роскошные одежды, однако не видят ничего грешного в том, чтобы попользоваться ночным горшком, а сразу после этого, даже не вымыв рук, взять в руки хлеб, положить в рот пищу и еще облизнуть пальцы! Мне было противно даже думать об этом. А он хотел, чтобы я вдыхал ртом собственную мочу! Нет, я не мог это сделать. Даже мой организм отказывался работать, и я никак не мог смочить тряпочку, которую дал мне хозяин.
«Нет, надо бежать!» — подумал я. Но как? Наверняка привратник не выпустит меня на улицу. Он обязательно спросит, почему я ухожу один, и может даже позвать моего хозяина.
А в таком случае уже сам маэстро потребует у меня объяснения. И как мне объяснить, почему я решил сбежать, да так, чтобы не вызвать подозрения? Он ученый человек и наверняка знает про отношение цыган к выделениям тела. И ему совсем несложно будет вычислить истинную причину моего странного поведения.
Ну а коли так, то я должен буду бежать не только отсюда, но и из Аверно, в какую-нибудь другую область Италии. А ведь здесь я чувствовал себя в безопасности. Прошло уже несколько недель с тех пор, как хозяин вытащил меня из водопада и вернул к жизни. С каждым прожитым днем крепла моя уверенность в том, что Сандино убрался из этих мест, решив, что я либо выскользнул из его рук, либо, что более вероятно, утонул в тот самый день, когда он ударил меня и я упал в воду.
Размышляя об этом, я пришел к выводу, что, несмотря на все странности маэстро, мне все же безопасней оставаться его слугой. В настоящее время маэстро находится на службе у Чезаре Борджа, и у него есть пропуск, подписанный герцогом. И поэтому, оставаясь с ним, я как бы тоже нахожусь под протекцией Борджа и проживаю в его владениях. А в таком месте Сандино не придет в голову меня искать, ибо он знает: я в курсе того, что ему платит именно Борджа. Наверняка он будет думать, что я постараюсь удрать как можно дальше от мест, связанных с именем Борджа. Поэтому здесь я нахожусь в большей безопасности, чем в лесах или в горах, где главарь шайки разбойников может выследить меня с помощью своих людей и собак и отобрать то, что я украл у него.
Золотистая струя брызнула из меня на тряпицу. Отжимая тряпицу, я закрыл глаза. Потом, содрогаясь от отвращения, принес мокрую ткань маэстро.
Пока меня не было, он вытащил все содержимое из кожаной сумки и методично разложил на втором столе. Записные книжки, бумага, перо, чернила, карандаш, уголь, мел, веревки разной длины, бутылочки и фляжки с какими-то жидкостями, порошками и мазями. Помимо ножей там были какие-то другие инструменты, ножницы странной формы и маленькая пила.
Я налил в таз чистую воду из кувшина, опустил туда руки, а потом с остервенением вытер о тряпку. После чего слил воду из таза в помойное ведро. Я видел, что маэстро наблюдает за моими действиями. Он вложил свернутую в несколько слоев мокрую тряпицу в другую тряпку и приложил ее к нижней части моего лица.
