Мы вышли, уселись в машину и уже собрались было уезжать, каквдруг папа как хлопнет себя по лбу.
— Чуть не забыл! — говорит он. — У нас кончился свиной жир.Надо же на чем-то жарить колбасу.
Он снова скрылся в лавке, а я остался сидеть в машине,дожевывая шоколадку и глазея по сторонам. И тут я заметил большую машину. В нейсидели люди в панамах и двубортных фланелевых пиджаках — точь-в-точь как удоктора Северанса. Их было трое, и номер у машины тоже был луизианский, как унего. Машина еле плелась, а люди в ней просто прилипли к окнам, внимательноразглядывая тротуары и прочие автомобили.
Так они объехали вокруг площади и через несколько минутснова оказались рядом с нами.
Как раз впереди нас оставалось свободное место для парковки,и они втиснулись туда, вылезли и плотной группой направились в ресторан пососедству с бакалейной лавкой, по дороге вглядываясь в каждого встречного. Яобратил внимание, что левые руки у них так же забавно оттопырены, как у доктораСеверанса.
Тут из бакалейной лавки появился папа с жестянкой жира вруках. Он едва не столкнулся с ними, но успел остановиться и так и застыл наместе, уставившись прямо на них.
Один из этой троицы, тот, что был ближе к папе, чуть повернулголову и процедил уголком рта:
— Ищешь кого-то, Джек?
— Нет-нет, никого, — торопливо ответил папа и заспешил кмашине. Мы стрелой сорвались с места, а та троица зашла в кафе.
— А они чем-то напоминают доктора Северанса, тебе, некажется? — спросил я у папы, когда мы выехали из города.
— Пожалуй, — согласился он. — Должно быть, съехались наконгресс.
Доктор Северанс ждал нас за тем же поворотом. МиссХаррингтон видно не было — верно, сидела в трейлере. Папа сказал доктору ехатьза нами, и мы тронулись в путь.
До фермы было всего каких-нибудь две мили, а большая машинабез труда волокла трейлер по песку, так что вскорости мы добрались допроволочных ворот и покатили вниз по склону к дому дяди Сагамора. Не доезжаяоколо сотни ярдов, папа остановился на небольшой прогалинке среди высокихдеревьев, откуда открывался вид на озеро, и жестом пригласил доктора Северансавыходить.
— Ну и как, впечатляет? — осведомился папа. Доктор Северанспоглядел сперва вниз, а потом вверх по склону, в сторону грунтовки и ворот. Ноих видно не было, деревья мешали.
— Хм, — говорит он. — Кажется, все в порядке.
Он вытащил из бумажника деньги и протянул папе.
— Задаток за месяц, — пояснил он. — Но я вот что думаю. Бытьможет, лучше вам не рассказывать никому про нас. Я имею в виду — соседям. А товдруг в вашем округе действуют какие-то правила против прицепов и туристов.
— И то верно, — кивнул папа. — Я, признаться, об этом неподумал. Мы никому и слова не скажем.
Из дома вышел дядя Сагамор, поглядел на нас и направилсявверх по склону выяснить, что происходит, как вдруг раздался дикий рев мотора.Судя по звуку, машина на всех парах неслась к ферме. Через миг она уже вылетелаиз-за деревьев и, подпрыгивая на ухабах, понеслась к дядиному дому. Совсем какте шерифовы парни утром. Позади нее клубилась туча пыли.
Но тут я напрочь забыл о ней, до того странно повел себя докторСеверанс. Только что мы все трое мирно стояли перед его автомобилем, а вследующую секунду его уже и след простыл. В жизни не видывал, чтобы кто-то такбыстро двигался. Он неприлично выругался, развернулся и нырнул за прицеп. Рукау него словно сама собой дернулась за борт пиджака.
Машина на всем ходу промчалась мимо вниз по склону,немилосердно подлетая на всех ухабах, и остановилась ровнехонько рядом с дядейСагамором. Доктор Северанс повернулся к папе, и глаза у него былихолодные-прехолодные.
— Кто это? — набросился он на папу.
— Да так, — пожал плечами папа. — Просто сосед. Должно быть,хочет что-то одолжить.
— А-а-а, — протянул доктор Северанс с видимым облегчением. —Я боялся, что это какой-нибудь репортер, будь они все неладны.
Тут он заметил, что все еще держит руку за отворотомпиджака, и покачал головой.
— Сердечный приступ, — пояснил он. — На меня накатывает инойраз, и всегда совершенно внезапно.
— Да, это уж никуда не годится, — сказал папа. — Что вамнадо, так это поменьше волноваться. — Но вдруг он вроде как спохватился исмущенно поскреб в затылке. — Но кто я, спрашивается, такой, чтобы советоватьдоктору?
Мы все уставились на ту машину. В ней оказался всего одинчеловек. Он как раз вылез и принялся о чем-то говорить с дядей, размахиваяруками, и, похоже, изрядно разгорячился.
— Ладно, езжайте вперед и устраивайтесь, — сказал пападоктору Северансу. — А я сообщу брату Сагамору о нашей сделке.
Мы снова тронулись с места, спустились с холма иприпарковались под тем же большим деревом, что и раньше. Приезжий все ещебеседовал с дядей Сагамором. Хотя, пожалуй, беседовал — это не то слово. Яникак не мог разобрать, орет он на него или проповедует. Это был низенькийтолстячок с седыми усами, в широкополой шляпе, а физиономия у него былакрасная, что твоя свекла. Он размахивал руками и каждую секунду смахивал пот слица.
Как раз когда мы подошли к ним, он снял шляпу и вытащил изкармана красный носовой плато к, чтобы вытереть пот со лба, но перепутал, вкакой руке у него что, и принялся вытирать лоб шляпой, всю ее помяв. Заметив,наконец, ошибку," он прошипел что-то ужасное, скомкал платок, швырнул егопод ноги и стал топтать огроменными ковбойскими башмачищами, а шляпу нахлобучилна голову и прихлопнул сверху. Да, он явно был вне себя..
Дядя Сагамор же и в ус не дул. Он преспокойно оперся намашину и слушал, время от времени выпуская изо рта струю табачной жижи.
— Я хочу знать, что ты сотворил с двумя моимиуполномоченными! — орал толстяк. — Из них и слова не вытрясешь, только и знают,что наперегонки бегать через холл до уборной, а на самих лица нет, одна кожа дакости остались, как от безрогой коровы, которая мается животом. Я от них ничегопутного не услышал, разве что какую-то чушь, про то, что они, мол, кажется,выпили кротонового масла.
Дядя Сагамор воззрился на него в неподдельном изумлении.
— Кротонового масла? — переспросил он, словно ушам своим неверя. — Да что ты, шериф, они, должно быть, просто дурачат тебя. Да не моглиони его пить. Виданное ли дело! Коли уж ты нанимаешь себе двух парней, которымхватает смекалки влезать в политику и получать денежки за то, чтобы просиживатьдень-деньской в тенечке перед судом и следить в бинокли, как бы девицы несожгли себе ножки на солнцепеке, садясь в автомобили, — казалось бы, им должнохватить здравого смысла и на то, чтобы не пить кротонового масла.
