— Почему ты не сказал мне, кто она такая?
— Я же сказал.
— Джин Шоу.
— Знаю, что Джин Шоу. Я тебе так и сказал вчера вечером.
— Якобы твоя старая знакомая — а ты даже не мог толком вспомнить ее имя.
— Вот этот хорош, посмотри, какое выражение у нее на лице — понятия не имеет, где она, на хрен, очутилась. — Морис оторвал взгляд от снимков, глаза его казались огромными за линзами очков. — что за чушь, как это я забыл ее имя? Она уже двадцать лет как Джини Брин. Я ведь говорил тебе: она ушла из кино, вышла замуж за своего Джерри Брина. Совершенно отчетливо помню, как рассказывал тебе.
— Как она сегодня?
— Не так плохо, как хотелось бы.
— Ты заказывал ей завтрак?
— Можно подумать, это гостиница! — Морис вошел в спальню, приостановился, взявшись за дверную ручку. — Подожди тут. — Он захлопнул за собой дверь, и Ла Брава успел разглядеть лишь какое-то бледно-розовое одеяние, свисавшее с края кровати.
«Подожди тут». Он подошел к окну, остановился, опершись на кондиционер. Ему-то казалось, он и время— старые знакомые. Тянущееся время. Время ожидания. Время на дежурстве. Он с точностью до минуты знал, сколько просидел в гостиной миссис Трумэн. Но теперь время шутило с ним странные шутки, сбивало с толку.
Он видел из окна пейзаж вне времени, открытку с видом штата Флорида. По ту сторону улицы — узкая полоса парка, пальмы— каждая точно на своем месте, за ними море. Низкая стенка— можно присесть на нее— из обломков кораллов и серого бетона. И пляж— огромное, словно пустыня, пространство песка, заполненное отдыхающими. Они сидят на подстилках под зонтиками, купаются в зеленой прибрежной воде, не отваживаясь заплывать в синюю глубину. Крошечные фигурки вне времени. Можно изменить перспективу, усесться на эту стену из коралла и бетона, посмотреть с нее на гостиницы вдоль Оушн-драйв и увидеть тридцатые годы. Глядя на эти гостиницы или на фотографии, украшавшие покои Мориса, Ла Брава вспоминал картинки из старых номеров «Лайф», которые коллекционировал его отец, и мог живо представить себе эпоху за десять лет до собственного рождения — тяжелые были времена, но облик всего и всех должен был соответствовать стилю «модерн».
И словно наплыв — иная эпоха, иные кадры, реальные и подсказанные памятью. Кинозвезда 50-х годов— темные волосы, разделенные на прямой пробор, чистая бледная кожа, очень черные зрачки, пристальный и спокойный взгляд, знающий что-то, редкая улыбка, скрывающая опасную тайну. Он вновь стал подростком, которому казалось, что герой фильма не в своем уме: почему он выбрал другую девушку — плаксу, утирающую глазки подолом фартука, а не эту, не Джин Шоу?!
Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Никакого предупреждения. Его застали врасплох— дверь распахнулась, Морис вышел из спальни, а за ним по пятам— она, в голубом халате, все те же темные волосы, разделенные на пробор, правда, не такие длинные, как ему показалось. Ла Брава не был готов к ее появлению, не мог выдавить из себя ни слова, чтобы дать понять, что узнал ее.
Морис и не думал помогать ему.
— Я на минутку, — сказал Морис и ушел, оставив его наедине с Джин Шоу.
Джин прошла мимо дивана, покрытого чехлом с цветочным узором, подошла к другому окну, ни словом не перемолвившись с Ла Бравой— словно его и не было в комнате. Он мог любоваться ее профилем, все таким же, все той же изящной линией носа, припоминая, как выглядели эти тонкие черты, этот подернутый таинственной дымкой профиль, когда она стояла у окна в Сан-Франциско, глядя на залив. За кадром завывали сирены— «Западня», так назывался фильм. Там в начальной сцене парень падает с моста, и все принимают это за самоубийство, кроме его приятеля, Роберта Мичема. Мичем выясняет, что на мосту в ту ночь, в тот самый час был кое-кто еще — женщина…
Прошло двадцать пять лет с тех пор, как он посмотрел этот фильм— точно, двадцать пять, он тогда учился в девятом классе школы «Святого искупителя», гонял мяч в «Американском легионе», а после матча отправился на фильм, они пошли тогда целой компанией. Джин Шоу выглядела теперь старше, но не намного. Все такая же стройная, черты нисколько не изменились, изящные, четкие, немного скучающее выражение лица. Он припомнил, как она привычным жестом поправляла волосы, спокойно, даже хладнокровно глядя прямо в лицо тому парню, слегка раскрыв губы. Роберт Мичем был не дурак, в «Западне» он укладывал ее в постель всякий раз, как только ему предоставлялся такой шанс, но в итоге предпочел ей вдову своего погибшего дружка. В том-то и беда во всех ее фильмах: герой успевал перепихнуться с ней пару раз, а потом уходил к Арлин Вейлен или к Джоан Лесли. Ей сейчас по меньшей мере пятьдесят. На двенадцать лет старше его, а то и больше. Ла Брава не хотел предстать перед ней идиотом. Тоже мне, председатель фэн-клуба. «Мисс Шоу, я смотрел все фильмы с вашим участием».
Не оглядываясь, она спросила:
— У вас наверное не найдется сигареты?
Ее голос: мягкий, но с хрипотцой, легкий, ненапряженный и ненапрягающий тон. Немного похоже на Патрисию Нил, но Джин Шоу больше подходит роль таинственной женщины. Ее героини, как правило, появлялись ночью, их редко удавалось увидеть при свете дня, вне помещения. Она не смогла бы сыграть ту роль в «Скорлупке», которая досталась Патрисии Нил. Но какое-то сходство между ними есть.
— Пойду куплю, — предложил Ла Брава, припоминая, как она держала между пальцами сигарету, а потом вертикально втыкала окурок в пепельницу — всегда один-единственный окурок.
— Мори обещал принести. Подождем.
— Я так понял, вы давние друзья.
— Были друзьями. Посмотрим, как обстоят дела теперь. Не знаю, зачем он привез меня сюда — разве что посмотреть на океан. — Отойдя от окна к дивану, она наконец оглянулась на своего собеседника и сказала:— Я могла бы делать это и дома. Я смотрю на этот океан вот уже… не помню точно, скажем, последнюю сотню лет.
Патетично, но без перебора— и этот мягкий, насыщенный голос, ее особая примета.
— В «Западне» вы все время смотрите на океан. Я думал, это вас мучит совесть. Вроде как высматриваете, где теперь этот парень, а его уносят волны.
Тем временем Джин Шоу уселась, положив на колени номер «Майами геральд», извлекла из кармана халата очки— круглые стекла в тонкой металлической оправе — и пристроила их на переносице.
— Не «Западня», а «Ночная тень».
— Вы говорите точь-в-точь как ваша героиня.
— Почему бы и нет?
— По-моему, все-таки «Западня»: это там вы заманили парня на мост. У вас был роман, потом вы попытались его шантажировать… В «Ночной тени» вы отравили мужа.
Помедлив, она всмотрелась в него и проговорила очень медленно:
— Знаете, кажется, вы правы. Кто играл в той картине, с мостом?
— Роберт Мичем.
— Да, вы правы. В «Западне» играл Мичем. Погодите-ка — в «Ночной тени» играл Джиг Янг.
