Книга По следу зверя - Валерий Бродовский

Коля усмехался, ворча для порядка:

— Хм, мальчишку нашла!..

Он-то давно себя взрослым считал. Тому и подтверждение имел на руках — боевое оружие, доверенное старшими товарищами. Недорослю кто бы дал?! Радовало Колю, что Лида ни разу больше не упоминала имя его командира.

10

Гулко цокая металлическими набойками по каменному полу, двое полицаев вели Николая по узкому длинному коридору. С каждым шагом волнение все больше охватывало его. Он не сомневался: ведут на допрос, где будут бить. Не знал, сможет ли выстоять. Кроме перелома руки в раннем детстве, другой боли никогда не испытывал. Ему везло. За все время участий в боевых действиях даже легко ранен не был…

Николая втолкнули в большое прокуренное помещение, где так же, как и в камере, не было окна. Воздух поступал из коридора через открытую настежь дверь и небольшую вентиляционную решетку в стене под потолком. У дальней от входа стены, за старым конторским столом, покрытым истрепанным зеленым сукном, сидели светловолосый молодой офицер в форме капитана полевой полиции и мужчина лет шестидесяти, одетый в гражданское платье. За спиной капитана у самой стены стоял плотного телосложения унтер-офицер.

— Меня зовут Томас Рюйтель, — представился мужчина в гражданском, поправляя на носу очки с круглыми стеклами. — Я буду вашим переводчиком. Сейчас капитан Хойер задаст вам несколько вопросов. Советую отвечать на них честно.

Коля обратил внимание на его акцент. Подобный был у одного эстонца, по каким-то надобностям приезжавшего к ним в село до войны.

Арестованному предложили сесть на табурет, наглухо привинченный к полу в двух метрах от стола. Немецкий офицер с любопытством разглядывал щуплого паренька, принимая его за подростка.

Рюйтель коснулся носовым платком вспотевшего лица:

— Готовы?

Придав лицу озабоченный вид, Сверчок кивнул:

— Да, конечно! Я буду отвечать честно.

Хойер расплылся в улыбке:

— На гут! Ошен карашо!

За время пребывания на Восточном фронте капитан успел немного изучить язык противника. Он решил прибегнуть к своей излюбленной манере ведения допроса. Играя роль доброго самаритянина, начал с посула, обещая «карошему киндеру Николаусу», заблудшему и обманутому «ужасний марксист унд коммюнист Сталин», всяческие блага, ожидающие его, если расскажет, где находится их партизанский отряд, руководимый Чепраковым.

Услышав фамилию командира, Сверчок насторожился. Сам он ее не называл. Откуда же немцы могли знать, под чьим началом он служит?

Не дождавшись ответа, переводчик напомнил:

— Советую отвечать на вопросы!

Представившись простачком — не зря же участвовал в школьной самодеятельности, — юноша растянул губы в улыбке:

— Если вы про партизан спрашиваете, господин главный офицер, так про то всем известно: в лесу они прячутся! Только я к ним никакого отношения не имею, — развел он руками. — И фамилию, какую вы назвали, прежде никогда не слыхал. Как там его? Чапарков, Чепурков? Нет, не знаю такого.

Глаза капитана сузились.

— Как же ты оказался у мельницы? — перевел очередной вопрос Рюйтель.

— Случайно.

Офицер обратил его внимание на стол, на котором лежали ППШ и наган, найденные при нем во время задержания.

— А, это! — Коля старался казаться спокойным. — Это я в лесу нашел, когда по ягоды ходил, — как можно убедительнее произнес он. — Могу и место показать.

— А домой зачем нес? Хотел в германских солдат стрелять?

— Что вы, боже упаси! Закон же есть такой, господин главный офицер! Я знаю, я читал! Кто оружие найдет — обязан сдать его властям. За это и вознаграждение полагается. Разве нет? Вот я и подумал: отнесу в город, в комендатуру. Мне денег дадут. Да только патруль сам на меня вышел. Денег-то дадите? — напомнил он. — Я тут штаны себе решил новые справить. Старые совсем прохудились.

— Любишь деньги?

— Кто же их не уважает?! — ухмыльнулся юноша. — Деньги — это сила! С ними че хошь можно купить.

— А ты по какому адресу проживаешь?

Только сейчас Сверчок понял, какую допустил ошибку, затевая игру с опытным противником. В этом городе он даже родственников не имел. Впрочем, будь они у него, вряд ли стал подвергать смертельной опасности.

Заметив замешательство на его лице, капитан Хойер осклабился, откинувшись на спинку кресла.

— Нам известно, кто ты и как зовут твоего командира. Отпираться бесполезно, — заметил Рюйтель, отложив в сторону шляпу, которую теребил тонкими, как у музыканта, пальцами. — Итак, где находится ваш отряд? Где Федор Чепраков?

Стало ясно: их кто-то предал. Отпираться дальше, действительно, не было смысла. Оставалось только тянуть как можно дольше время. Сверчок опустил голову:

— В лесу, где же ему еще быть.

Из коридора донеслись шаги, и в помещение тяжелой поступью вошли два человека. Один из них остался стоять у входа. Второй прошел за спину Хойера и встал рядом с унтер-офицером. В табачном дыму Сверчок не сразу разглядел в нем того самого человека, который два года назад избивал ногами его мать. Сердце юноши сжалось: «Матюшин!» Как же долго он искал с ним встречи. Но не о такой мечтал…

По знаку капитана унтер-офицер убрал со стола оружие и разложил полевую карту. Арестованному велели подойти ближе.

— Где в лесу? Сможешь показать место?

«Кароший югенд Николаус» качнул отрицательно головой:

— Нет, не смогу. Не обучен картам. Да и смысла в этом нет никакого. Партизаны — что ветер! Поди, узнай, где они нынче скрываются.

Зная манеру Хойера долго изображать из себя доброго дядюшку, Матюшин не стал ожидать, когда закончится этот спектакль. В последних боях с партизанами его взвод сильно поредел — и вицефельдфебель жаждал мщения.

— Герр капитан, дозвольте мне самому поговорить с этим недоноском! — подступил он. — Дозвольте! Мне эта большевистская сволочь все расскажет.

В душе Кондрат посмеивался над слизняками из полевой жандармерии, не способными грамотно вести допрос. Другое дело — сотрудники гестапо. Он несколько раз сталкивался с работой дознавателей из политической полиции рейха, когда доставлял к ним в Гродно особо важных арестантов.

Взглянув на циферблат подаренных супругой в день их свадьбы наручных часов, капитан нерешительно махнул рукой.

— Я, Матьюшин, битте! — Выйдя из-за стола, офицер бросил осуждающий взгляд на юного партизана и покачал головой: — Ду ист нихт гуд киндер! М-м… Ты ест никароший малчик!

Дождавшись, когда немцы с переводчиком покинут помещение, Кондрат снял китель, аккуратно повесил его на спинку кресла и велел стоявшему у входа второму полицаю прикрыть дверь. Оглянувшись, Сверчок узнал Власенко. Это он помогал Матюшину допрашивать мать. Им тогда обоим посчастливилось избежать наказания…

Подвернув рукава рубашки, Кондрат приблизился. Встретив звериный взгляд полицая, юноша невольно вжался в табурет. Матюшин бить не стал. Велев — к немалому удивлению Сверчка — открыть рот, он для чего-то