убежден, что страшно рассердился, когда я купил гитару. Отец до восемнадцати лет жил в горах на Сикоку, поэтому был непохож на своих городских сверстников.
— Меня тоже в молодости, хоть мы и жили совсем рядом с Токио, соседи называли пропащей девчонкой. Приятно вспомнить то время. Я горжусь, что была на выступлении «Битлз»: они тогда приезжали в Японию.
— Вот здорово!
— А ваш отец в добром здравии?
— Нет, уже почти десять лет, как отошел в мир иной.
— Вот как? Еще молодым. Жаль его.
«Змея» понизила голос, в глазах появились слезы. Таро с любопытством воззрился на нее: речь идет о человеке, которого она никогда не видела, с Таро тоже не особенно близка, чего же плакать?
«Змея», стоя в дверях, еще некоторое время предавалась воспоминаниям. В этот день Таро получил массу новой информации: родилась она в городе Танаси — сейчас он Ниси-Токио, еще несколько лет назад преподавала кройку и шитье в училище по пошиву женского платья, была на выступлении «Битлз», Нила Янга ходила слушать и в Америке, Нил Янг — канадец; владельцы их дома — потомственные помещики, когда бабушка, переехавшая ныне в пансионат для престарелых, пришла в дом невесткой, поля до самых железнодорожных путей принадлежали семье Саэки («Змея» считала это преувеличением); покойный муж бабушки был директором средней школы, в квартире Свиньи до Таро жила студентка, приехавшая в Японию учиться из Китая.
Нумадзу, который женился на девушке из Кусиро, в конце июня уволился из компании: они с женой переезжали в город Куттян: он собирался работать там в гостиничном комплексе. Таро решил было, что они будут жить рядом с родителями жены, но сослуживец посмеялся, объяснив, что между Кусиро и Куттян около четырехсот километров, на машине — семь часов езды: все равно что от Токио до Осака. Таро не понравилось, что Нумадзу, еще недавно ничего не знавший о Хоккайдо, теперь его поучает. В последний день работы Нумадзу в их компании Таро подарил ему на память часы с кукушкой, которые получил от Ниси и запихнул тогда в стенной шкаф.
Настало время влажной духоты, теперь все чаще окно, выходившее на балкон, оставалось открытым. Рама с сеткой плохо держалась в пазах и время от времени выскакивала. Когда Таро в очередной раз собрался поправить ее, чтобы не было щелей, она окончательно вывалилась наружу. «Возиться или оставить ее снаружи», — размышляя над этим, он заметил, что в правом углу между направляющими полозьями застряло что-то вроде круглого камешка. Таро присел на корточки, вгляделся — это оказался миниатюрный горшочек. Один-два сантиметра, примерно с ноготь круглый горшочек.
Таро сходил за карманным фонариком, посветил. Со всех сторон выглядит как крошечный горшочек. Верхняя часть — с горлышком, как у фарфоровой бутылочки для сакэ. Прекрасная, без изъянов, форма, ну прямо с гончарного круга. Пепельного цвета. Таро осторожно потрогал — твердый. Как цемент. Такого Таро еще не видел, но предположил, что это личинка или гнездо насекомого.
С неприятным ощущением он прикрыл окно, оставив горшочек-бутылочку в правой части вне направляющих: даже если полностью открыть левую раму, там оставалась небольшая щель.
Среди атласов, которые принесла «Змея», атласа насекомых, к сожалению, не было.
Таро попытался узнать что-нибудь, набирая в смартфоне ключевые слова «горшок, бутылочка», «насекомое», «гнездо», и получил несколько изображений, очень похожих на предмет, прилепившийся к раме. Это оказалось гнездо одного из видов ос. Внутри оса откладывала яйца, закладывала личинки других насекомых, которые станут кормом, и запечатывала гнездо чем-то вроде крышки. В пояснении было написано, что для каждой личинки делается отдельное гнездо, поэтому Таро решил проверить, нет ли еще таких горшочков-бутылочек, осмотрел балкон и оконную раму, но ничего больше не обнаружил.
Еще из пояснений следовало, что вылупившаяся из яйца личинка, став взрослой, ломает крышку и выбирается наружу. «Бутылочка», которую нашел Таро, была без крышки. Значит, оса уже покинула гнездо. Приоткрыв сетку, Таро еще раз посветил фонариком. Внутри бутылочки было непроглядно темно. В крошечном пространстве тьма казалась бездонной.
Затем Таро попытался узнать что-нибудь о «кошачьих лапках» на стираксе, но на сайте с подробным объяснением оказалась масса изображений роящихся насекомых: ему стало противно, и он закрыл страницу.
Из-за дел, оставшихся после Нумадзу, да еще необходимости обучать пришедшего на смену тому временного сотрудника Таро весь остаток лета был занят. В жару, пока он добирался на службу, палящие лучи солнца и разгоряченные тела набившихся в электричку людей каждый раз просто высасывали из него физические силы. На пересадочной станции Синдзюку закончился ремонт в одном переходе и сразу же начался в другом. Тринадцать лет назад, когда Таро по делам парикмахерской, где он вначале работал, впервые посетил Токио, на этой станции уже проводились ремонтные работы, и с тех пор в этом районе они постоянно велись то тут, то там. Таро решил уже, что это никогда не кончится: ремонт прекратится лишь тогда, когда станцию Синдзюку закроют совсем. Сейчас все дни были похожи один на другой: он поздно возвращался домой и только затем, чтобы поспать в комнате с закрытыми окнами и включенным кондиционером. Кондиционер был модели десятилетней давности, вся его мощность уходила в звук: он изо всех сил старался охладить помещение, но температура в комнате не снижалась — комфорта в помещении он никак не создавал. В общем, работал он кое-как, словно знал, что через пару лет ему придет конец. Холодильник тоже все чаще издавал странные звуки. Таро, случалось, просыпался от тарахтения, похожего на выхлопы мотоциклетного двигателя.
Иногда «Змея» приносила ему какую-нибудь еду: говорила, что ей привезли гостинец из очередной поездки. Таро как-то отправился к ней с ответным подарком — полученными от сослуживца приторно-сладкими конфетами. Посещение второго этажа само по себе было для него в новинку.
Бросив взгляд из прихожей, он сразу обратил внимание, что в комнате у «Змеи» мало мебели и вообще мало вещей. В кухне — одна посудная полка, в комнате в японском стиле — только маленький столик. Телевизор ему на глаза не попался. Это пространство, выглядевшее намного больше комнаты Таро, никак не вязалось с теми ассоциациями, которые вызывали одежда и речь «Змеи». Сам порядок в помещении не стал неожиданностью, на ящике для обуви стояли лиловые цветы, подушки для сидения и скатерть на столике были благородных темно-синего и каштанового цветов, таких же, как ее одежда. Но еще большее впечатление, чем идеальный порядок, на Таро произвело отсутствие, казалось бы, необходимых вещей.
