Томока Сибасаки
ВЕСЕННИЙ САД
Роман
С балкончика второго этажа что-то высматривала женщина. Оперлась на перила, вытянула шею — и так и замерла в этой позе.
Таро смотрел на нее, забыв, что собирался закрыть окно: женщина словно застыла. Солнце отражалось в стеклах ее очков с черной оправой, так что было непонятно, на что она смотрит, но лицо обращено куда-то прямо перед собой. На жилье домовладелицы по ту сторону забора из бетонных блоков.
Их дом, состоящий из нескольких квартир, если смотреть на него сверху, имеет форму заваленной вправо заглавной буквы «Г». Квартирка Таро — на первом этаже с выступающей стороны. Сейчас, когда он хотел закрыть выходящее во внутренний дворик окошко, ему и бросилась в глаза женская фигура на балкончике квартиры, расположенной в конце второго этажа, дальше всех от его обиталища. Внутренний дворик — одно только название: на несуразном, шириной всего три метра пространстве лезут из щелей в бетоне сорняки, да и выходить туда не разрешается. Бетонный забор, разделяющий дома, весной густо оплел дикий виноград. Клен и сосну, которые растут по ту сторону в саду домовладелицы, никто не стрижет: их ветви свисают через ограду. Дальше за деревьями — обшитое досками двухэтажное строение преклонного возраста. И, как всегда, никаких признаков жизни.
Таро опять перевел взгляд на женщину. Стоит в той же позе. Из комнаты Таро, с первого этажа, видна только крыша, но со второго определенно можно увидеть и первый этаж, и двор домовладелицы. Однако вряд ли там есть что-нибудь заслуживающее внимания. На выкрашенной в красный цвет жестяной кровле, на темно-коричневой обшивке стен бросаются в глаза царапины и трещины. Жившая тут одинокая старушка уж год как переселилась в дом престарелых. Прежде Таро иногда видел, как она убирает двор: тогда она выглядела довольно бодрой, но ей уже исполнилось восемьдесят шесть. Узнал он об этом от агента по недвижимости.
А за крышей — небо и облака. С утра было ясно, а потом появились облака. Огромные, белоснежные глыбы. Еще май, а они как в разгар лета. «Да, такие облака в высоту на тысячи метров тянутся», — Таро наблюдал, как они, поднимаясь, расползаются в стороны. Контраст с глубокой синевой неба был слишком сильным — глазам становилось больно.
Вглядываясь в облака, Таро представил себя там, на одном из них. Он всегда так делал. Вот он долго-долго идет, наконец, добирается до края облака и оттуда, держась руками, смотрит вниз. Видны улицы. До них тысячи метров, но они четко видны во всех подробностях — и вливающиеся одна в другую дороги, и теснящиеся крыши домов. По дорогам, словно крошечные букашки, скользят автомобили. Пространство между ним и улицами пересекают крошечные самолетики. Картинка из мультика. За стеклом кабины на месте пилота никого нет. Звука тоже нет. Бесшумно летит не только самолет, не слышно вообще никаких звуков. А если осторожно подняться на ноги, коснешься головой небесного потолка. И никого нет.
Эта цепь видений — пейзаж, неизменно всплывающий перед глазами с самого детства. Таро смотрит на балкон в конце второго этажа. Виден кусок белого прямоугольника — раньше его не было. Появился незаметно. Женщина положила на перила лист бумаги, нет, скорее, это альбом для набросков. Дерево, что ли, рисует? Балкон выходит на южную сторону, козырек у него короткий. Сейчас два часа дня. Солнце наверняка слепит.
Иногда женщина вдруг подавалась вперед. Тогда можно было разглядеть ее лицо. Очки в черной оправе, волосы непонятной длины, но, скорее, коротко стриженые. Она переехала сюда в феврале. Таро несколько раз замечал ее перед домом, ему показалось, что ей за тридцать: столько же, сколько ему, или чуть меньше. Невысокого роста, в неизменных футболке или свитере. Склонившаяся над альбомом женщина вдруг вытянула шею. Наклонилась вперед. И тут Таро наконец понял, что смотрит она вовсе не в сад домовладелицы. А в его сторону, на соседний дом. Дом голубого цвета.
«Пии, пии», — тишину внезапно нарушили пронзительный крик птицы, шорох и шум листьев. В следующий миг Таро и женщина встретились взглядами. Прежде чем Таро отвел глаза, женщина захлопнула альбом. Раздался стук закрываемой рамы. Больше она не появилась.
В среду вечером, возвращаясь с работы, Таро столкнулся на верхней площадке наружной лестницы с жиличкой со второго этажа. Но не с той, которую он на днях видел на балконе, а с ее соседкой. Эта, похоже, жила здесь давно и выглядела постарше матери Таро. В доме, носящем громкое название Дворца семейства Саэки — «Палаццо Саэки III», где Таро снимал жилье, на первом и втором этажах было по четыре квартиры и двери помечены не номерами, а иероглифами знаков Зодиака. Квартирка Таро в конце левого от входа крыла первого этажа — «Свинья», далее «Пёс», «Курица», «Обезьяна»; на втором этаже — «Овца», «Лошадь», «Змея», «Дракон». Фамилии ни на дверях, ни на почтовых ящиках по большей части не указаны. Эта женщина жила в квартирке под знаком Змеи, поэтому для Таро она была «госпожа Змея». Очень приветливая: при встрече они с Таро обязательно обменивались парой слов.
«Змея» через перила лестницы что-то выглядывала на первом этаже и, заметив стоявшего перед входом Таро, спустилась вниз. Волосы она всегда собирает в пучок на макушке, носит что-то переделанное из кимоно. Сегодня на ней шаровары с рисунком из черепах и черная рубашка.
— Не вы уронили ключи?
— Ключи?
Таро перевел взгляд на свои руки. Ключи были зажаты в кулаке.
— Вот эти…
Брелок-грибочек… Ключи, которые рассматривала «Змея», он определенно где-то видел.
— Утром здесь лежали. Но у вас в руках тоже ключи.
— Так это от офиса! С работы. Думал, что забыл их дома. Спасибо большое.
— Вот и хорошо. Я-то беспокоилась: явится вдруг к вам такая тетка с ключами, вы и станете ее подозревать. Я их не брала, они действительно тут лежали.
«Змея» подошла, протянула ключи. Таро взял их. Крошечная — прямо в карман поместится — «Змея» смотрела на него снизу вверх.
— Так вы сегодня не могли попасть на работу?
— Что? Да нет, в компании я не один, есть и другие.
— Конечно же. Что-то я совсем не соображаю. Простите.
— Ну, не стоит.
Таро вспомнил, что в портфеле у него лежит сушеная селедка. Сослуживец привез гостинец из командировки, но Таро вообще-то не любил сушеную рыбу.
— Вот это вам,
