читателей этого трактата были европейские протестанты – традиционные враги католицизма в религиозных войнах. В течение следующих двух столетий «Кратчайшее сообщение о разрушении Индий» получило три издания на латыни, три на итальянском, четыре на английском, шесть на французском, восемь на немецком и восемнадцать на нидерландском, не говоря уже об испанском.
Бартоломе де лас Касас дожил до восьмидесяти девяти лет – сказочно долгая жизнь для 1500-х. И хотя ошибка, которую он совершил в самом начале, призвав ввозить больше африканских рабов, остается пятном в его послужном списке, он раскаялся быстро и навсегда. Дух и борьба лас Касаса продолжают вдохновлять идеалистически настроенных церковников и церковниц Латинской Америки и сейчас, более четырехсот лет спустя.
3
Колониальный плавильный котел
Правление Испании и Португалии в Латинской Америке длилось три долгих века. Несмотря на утопические стремления религиозно вдохновленных людей и постоянное сопротивление эксплуатации, горькое наследие завоеваний и рабства в 1800 году, накануне обретения независимости, сказывалось практически во всем. Латиноамериканцы и боролись с расовой иерархией, навязанной за эти триста лет, и приспосабливались к ней. По мере того как сообщества Латинской Америки нарастали поверх жестких иерархических рамок подобно корням дерева, постепенно оплетающим скалу до основания, адаптация делала колониальное мироустройство терпимым, но в то же время закрепляла его в привычках и нормах. Люди из коренных, африканских и европейских народов общались и перемешивались, воевали и спали друг с другом. Они неправильно понимали, узнавали, презирали и обожали друг друга. За сотни лет большинство латиноамериканцев искренне приняли католицизм и власть испанского или португальского короля. Таким образом, колонизация представляла собой не просто правление чужаков, а социальный, культурный и даже психологический процесс. Возникшие в результате модели господства, запутанные и всепроникающие, – самый печальный продукт колониального плавильного котла.
По мере формирования колониальных латиноамериканских обществ сделались явными приоритеты иберийских захватчиков. Мы совершим стремительное путешествие по колониям, которое прояснит основные экономические модели и географическое расположение. Начнем с того, что огромные расходы на транспортировку через Атлантический океан могли покрыть только драгоценные металлы и несколько особенно дорогих товаров, таких как сахар (предмет роскоши в те времена). Таким образом, рудники и сахарные плантации занимают важное место в ранней истории Латинской Америки.
Колониальная экономика
Зарождающуюся колониальную экономику сформировали серебро и сахар. Изначально европейцы были одержимы золотом, однако золото из сокровищниц ацтеков и инков и даже то, которое легко было намыть в песчаных руслах ручьев, быстро истощалось. Золотая лихорадка в Карибском бассейне при первом поколении колонизации привела к уничтожению араваков. Испанской Америке оставалось опереться на серебро. Основные серебряные рудники Сакатекаса (Мексика) и Потоси (Перу) были открыты в 1540-х годах. Сакатекас, где никогда не было оседлых жителей, привлекал коренных американцев из центральной Мексики. Мигранты стали шахтерами и в Потоси, на продуваемом всеми ветрами плато на высоте 12 000 футов. Испанские методы плавки с использованием мехов здесь не работали, и вместо них приходилось использовать местные, подстраиваясь под направление андского ветра. Штольни этих рудников тянулись глубоко под землей на многие мили. Огромные квазииндустриальные предприятия привлекали самых разных людей, в то время как на юге как Мексики, так и Гватемалы обитали в основном коренные племена: сапотеки, миштеки и главным образом майя – люди, среди которых выросла Малинче. Так что добыча полезных ископаемых немедленно начала менять мексиканское и перуанское общества.
Горнодобывающие районы экономически связали колонии с Европой, и большая часть деятельности испанцев в Америке сконцентрировалась вокруг них. В XVII веке Потоси даже стал на какое-то время самым густонаселенным городом Америки. Но поскольку он стоял практически на крыше мира, слишком высоко для земледелия, то почти все, кроме серебра, разумеется, приходилось туда везти. Покорные мулы, выращенные на равнинах Аргентины, уверенно поднимались по узким тропам Анд, обеспечивая связь и перевозки. Женщины из местных ткали и шили, чтобы одеть шахтеров, а фермеры с не столь заоблачных высот отправляли им еду (говоря языком экономики, «первичное» экспортное производство стимулировало «вторичную» деятельность по снабжению). В конце концов серебро спускалось с небес на тех же мулах и текло к побережью. Плато центральных Анд удалено от океана, так что перуанской столицей стала Лима, возведенная близ хорошей морской гавани.
Точно так же богатства колониальной Мексики концентрировались вдоль путей, соединяющих северные рудники с Мехико и портом Веракрус. Так или иначе, вся южная Мексика, Центральная Америка и Карибский бассейн стали частью сети снабжения северных серебряных рудников.
Экономические приоритеты испанской Короны определили политическую организацию колонии. «Королевская пятая», двадцатипроцентный налог на добычу полезных ископаемых, был основным источником колониальных доходов Испании. Такие важные вопросы, несомненно, требовали контроля, и к концу 1540-х Новая Испания (включавшая Мексику, Центральную Америку и Карибский бассейн) и Перу (к которому тогда причисляли бо́льшую часть Южной Америки) получила вице-королей, присланных из метрополии, архиепископов и Верховный суд. В конце концов в Мехико и Лиме были созданы гильдии оптовых торговцев, захватившие коммерческую, а следовательно, и политическую власть в столицах. Постепенно вице-королевства, Верховные суды и другие административные подразделения множились в соответствии с прибыльностью для Короны. В 1717-м современная Колумбия стала – отчасти из-за золота – центром третьего вице-королевства, названного Новой Гранадой. Позже, в 1776 году, чтобы помешать серебру Потоси ускользать без уплаты налогов через территорию современной Аргентины, была создана еще одна юрисдикция, Рио-де-ла-Плата, со столицей в атлантическом порту Буэнос-Айрес. Однако Перу и Мексика все равно оставались основными испанскими колониями.
В Бразилии место серебра занял сахар, а рудники на роли основного экспортного производства заменили плантации. Богатые красные почвы вдоль северо-восточного побережья Бразилии идеально подходили для выращивания сахарного тростника. Таким образом, северо-восток стал основной территорией бразильской колонии с фактическими столицами в Пернамбуку и Тодуз-ус-Сантус. Для португальской Короны основными источниками колониальных доходов были налоги на экспортируемый сахар и на товары, импортируемые с прибылью от сахара. Сахар, сахар, на протяжении всего XVII века в Бразилии царил сахар, и он структурировал колонию так же, как добыча серебра структурировала Испанскую Америку.
Для экспортной перевозки сахарный тростник нужно было измельчить, а его сок выварить в плотные блоки. Плантаторы, достаточно богатые, чтобы построить сахарный завод (engenho – «устройство» на португальском), стали известны как «хозяева мельниц», сеньорес де энжено[18]. Сеньоры энженьо стояли у истоков сахарной экономики и занимали видное место в социальной истории Бразилии. В районах бразильского сахарного побережья горстка сеньоров, каждый из которых владел сотнями рабов, господствовала над соседями: те, как правило, выращивали сахарный
