важно переставлял стройные ноги, осторожно опуская в прохладную пыль подкованные копыта. На спине его, небрежно покачиваясь и сжимая пятками гладкие бока, сидел Генка. Надвинутый на лоб картуз, околышем назад, и брошенный через плечи армяк были влажны от ночной сырости.
На свежем, загорелом лице Генки задорно блестели карие глаза и белые, как сахар, зубы.
А я выйду в сад зеленый, В сад крыныченьку копать… —
лихо выводил Генка высоким чистым голосом.
Колхозницы, на ходу повязывая косынки, выбегали на крыльцо, старые деды высовывали в окна головы с седыми, спутавшимися за ночь волосами.
— Эге-ге! Михайлов хлопец спивае!
— А, чтоб тебе, дурной хлопец! Молчи, а то детей побудишь! — кричали из-за плетней бабы. — Носит тебя по селу ни свет ни заря!
— И чего это конюх жеребца ему даёт!
К воротам бежал дед Михайло с радостной улыбкой; пальцы старика на ходу застёгивали ворот рубашки, не попадая в петли.
Копав, копав крыныченьку Раным-рано поутру…
— Чую! Чую! До дому вертаетесь! — кричал дед, подбегая к внуку.
Генка не спеша соскочил с коня и с ласковой усмешкой глянул на деда:
— А то куда ж?
Михайло хлопнул себя по коленке и заглянул в лицо внука сияющими, как светлячки, глазами:
— А что ж? Погулял бы! Дед подождёт! Правление тоже с деда не спросит, де внук гуляе, де песни спивае, — насмешливо начал он.
Генка снял с коня уздечку, осмотрел новенькие подковы и, отойдя на два шага, сказал:
— Нигде такого коня нету, как наш!
— Эге! Нигде нету! Значит, далеконько ты побывал, — подхватил Михайло. — А я ж себе думаю: где-то мой внук пропал? И день ожидаю, и два, и три… Может, думаю, Гнедко захромал или в обратную сторону повёз. Тебя ж на МТС посылали…
Но Генка перебил его:
— Есть хочется, диду!
— Есть хочется?
Старик побежал под навес и засуетился. Генка привязал к забору коня и пошёл за дедом.
Через минуту он сидел на нарах, поджав под себя босые ноги, и рассказывал:
— Порученье дяди Степана я выполнил. В воскресенье механик тут будет… Я там людям в ремонтной помогал… Так директор Мирон Дмитриевич мне и говорит: «Оставайся на МТС, доброго тракториста из тебя сделаем».
— Ну! А ты чего?
— Как — чего?
— Чего на МТС не остался, я спрашиваю? Или люди не такие, или Гнедка погано принимали? — наливая в кружку холодное молоко, лукаво допытывался дед. — Чего не остался, а?
— А того не остался, что тебе скучно, — разжёвывая крепкими зубами хлеб и прихлёбывая молоко, сказал Генка.
— Эге! Мне скучно? А тебе? — склонив набок голову и подёргивая бородку, подскочил дед. — А тебе?
— Мне тоже скучно, — засмеялся Генка и, обхватив старика за шею, притянул его к себе.
Дед неловко, боком присел на нары и замер, боясь пошевелиться.
— Вот как ты уже помрёшь, то я тебя и не побачу больше, — задумчиво сказал Генка, вытирая о плечо деда нос.
— А ну да, не побачишь! Где ж ты меня тогда побачишь? Нигде ты меня тогда не побачишь, — глядя ему в лицо сияющими глазами, усмехнулся дед.
— А сколько тебе годов, диду?
— Сколько б ни было, я ещё поживу! Ещё и тебя воспитаю! — расхрабрился дед.
— Нет, ты меня не воспитаешь, — отрезая ножом хлеб, серьёзно сказал Генка.
— Как это так — не воспитаю? — всполошился старик.
— Я сам себя воспитаю… А что, диду, московские в классах живут? — переменил разговор Генка.
Дед наклонился к нему и стал рассказывать о приезжих. Генка слушал, сморщив лоб и думая о чём-то другом. Потом вытащил из-за пояса книжку, аккуратно разгладил её и положил на стол:
— Спрячь, диду.
Глаза его слипались. Михайло принёс из хаты рядно и подушку:
— Ложись спать, я сам Гнедка конюху сдам.
Генка лёг, но дед вдруг вспомнил что-то, посчитал по пальцам и снова подсел к нему.
— Эй, слухай! Так где ж ты был? Ты же в пятницу ещё уехал. На твоей чертяке можно было два раза на МТС побывать, — пощипывая свою бородку, сварливо сказал он. — Где ж ты был, я тебя спрашиваю? — Михайло дёрнул внука за штаны и выпрямился. — Где ты был, а?
Генка приподнял голову с подушки, натянул на себя рядно и нехотя сказал:
— Не морочь голову!
— Что? «Не морочь голову»? Как это «не морочь голову»? — петушился дед.
— А так. Я у агронома был.
Дед заморгал глазами и плюнул:
— Тьфу! Чорт в тебе сидит! Ей-бо, чорт!
— Может, и чорт, — согласился Генка.
Дед склонил набок голову, развёл руками. Генка повернулся на спину, высунул из-под рядна босые ноги и громко захрапел. Зелёная муха загудела под навесом. Михайло схватил полотенце и с
