Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
все рассказала, смогли бы получить больше информации об этом мужчине от тех, кто мог его видеть. Это только недавно пришло мне в голову.
Тогда я решила, что лишь ухудшу ситуацию, если скажу, что помню его лицо. Если я одна отвечу на вопросы правильно, полиция и учителя поймут, что я ничего не предприняла, и мне от них достанется.
Однако я не жалею, что поступила так. Вскоре после этих событий я даже обрадовалась, что не созналась. Потому что убийцу не поймали. Если б я единственная заявила, что помню его в лицо, я, несомненно, оказалась бы его следующей жертвой. А так я фактически защитила себя.
В то время мы перестали общаться с детьми, которые просто были нашими ровесниками и соседями, и стали искать друзей среди тех, кто разделял наши интересы и мысли. А возможно, мы избегали напоминаний об убийстве. Мы четверо крайне редко играли вместе.
В пятом классе я записалась в волейбольную секцию, а в шестом меня избрали вице-президентом совета учеников. Поскольку президентом всегда оказывался мальчик, мама заставила меня баллотироваться в вице-президенты. У меня появились новые друзья, я нашла какие-то новые области активности – и всячески старалась обелить свое имя. В средней школе я тоже вошла в ученический совет и много участвовала в программах волонтеров. Люди даже чаще, чем раньше, стали говорить, что я уравновешенная и надежная девочка.
Я не считала, что хотела сбежать от действительности, и, наблюдая за тремя подругами на расстоянии, была уверена, что из всех нас именно я лучше всего восстановилась после пережитого. Саэ постоянно дрожала от страха, Акико отказывалась ходить в школу, а Юка вечерами где-то болталась с сомнительной компанией и даже занималась воровством из магазинов. Сама себя я убедила, что сделала все, что могла.
Так я считала до того дня.
Через три года после убийства Эмили ее родители вернулись в Токио. Ее мама говорила, что не покинет город, пока убийца не будет найден, но ее мужа перевели на работу в Токио, и у нее не оставалось никакого выбора. Мать Эмили была в полном отчаянии после смерти дочери, какое-то время болела – и, конечно, больше всех надеялась, что дело будет раскрыто. Но оставаться в городе и заниматься самостоятельными поисками убийцы было для нее невозможно.
Мы учились в первом классе средней школы, когда она – высокая, стройная и красивая, как актриса, – пригласила нас в гости. И сказала, что, перед тем как уехать, хочет еще раз расспросить нас о событиях того жуткого дня.
– Это в последний раз, – уверяла она. Мы не могли отказаться.
Водитель ее мужа заехал за каждой из нас домой на огромной машине, чтобы отвезти в жилое здание компании «Адачи», где мы до этого были всего один раз. Впервые после убийства мы четверо делали что-то вместе. В машине старые события не обсуждались. «В какие секции ходишь? Как твои выпускные экзамены в начальной школе?» Безобидные темы.
Мать Эмили была дома одна.
Происходило все в солнечный воскресный день. Комната, где мы оказались, выглядела как шикарный отель в Токио, с прекрасным видом на город. Нас угостили чаем с пирожными из Токио, с фруктами, которые я раньше никогда не видела. Если б тут находилась Эмили, все было бы похоже на приятную прощальную вечеринку. Но ее убили, и мы находились в тягостном состоянии, которое не соответствовало прекрасной солнечной погоде.
После того как мы допили чай, мама Эмили попросила рассказать ей все про убийство. В основном говорила я, но после того как остальные тоже коротко что-то вспомнили про тот день, она вдруг начала громко истерично кричать:
– Все, хватит! Вы талдычите все время одно и то же: не помню его лица, не помню его лица… Из-за того, что вы такие идиотки, прошло три года, а убийца не арестован! Эмили убили, потому что она играла с такими идиотками, как вы! Это ваша вина, вы убийцы!
Убийцы! В тот момент мир перевернулся. Все эти годы мы страдали, но теперь не только не получали вознаграждения за все то, что пришлось нам пережить, но еще нас обвиняли в том, что Эмили убита!
Ее мать продолжала:
– Я не прощу вас, если вы не найдете убийцу до истечения срока давности. Если вы не сможете это сделать, найдите другой способ искупить свою вину, который я приму. Если вы не сделаете ни того, ни другого, говорю вам здесь и сейчас: я вам отомщу, каждой из вас. У меня гораздо больше денег и возможностей, чем у ваших родителей, и я заставлю вас страдать гораздо больше, чем страдала Эмили. Я – ее мать, и только я имею на это право.
В тот момент она была страшнее, чем убийца Эмили.
Простите, но я помню лицо мужчины…
Если б только я тогда произнесла эти слова, может быть, сегодня не стояла бы перед вами. Обидно, что к тому моменту я и правда уже не помнила его лица. Я вообще не очень хорошо запоминаю лица, и я старательно убеждала себя все время, что забыла, как он выглядит. Трех лет оказалось достаточно, чтобы его черты полностью стерлись в моем сознании.
На следующий день мама Эмили уехала из города, оставив четырем детям это ужасное обещание. Не знаю, как остальные девочки, а я была в отчаянии при мысли о ее возмездии.
Казалось, что поймать преступника невозможно. Поэтому я решила выбрать покаяние, которое удовлетворило бы мать погибшей.
Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я бросилась на преступника, будучи такой трусихой. Только благодаря тому, что я пережила в прошлом.
Господин Танабэ, в отличие от меня, не имеет такого опыта. Меня стали превозносить как героя, а его осуждать.
Нужно ли обвинять его в случившемся?
Преступник попал на территорию школы через забор, отделяющий бассейн от мандаринового сада. Все постоянно говорят о необходимости мер предосторожности, но разве школа должна быть окружена высоким забором, как тюрьма? Разве наша страна не достаточно богата, чтобы установить камеры наблюдения, чтобы просматривался каждый квадратный сантиметр территории во всех государственных школах? До нападения кто-нибудь задумывался о том, что уровень защищенности понизился и требуются какие-то меры?
Мне кажется несправедливым, что кто-то из наших жителей, пропустивших свое дежурство в уличном патрулировании, сказавшись больным, имеет право критиковать господина Танабэ. Тем не менее возникшее недовольство привело к тому, что люди стали осуждать его. Мне приходилось отвечать в школе на звонки возмущенной публики. Поскольку я живу в том же общежитии для одиноких преподавателей, что и он, я видела приклеенные на его дверь клеветнические записки. Некоторые из них написаны очень грубо, просто стыдно их читать, и возникает вопрос, давал ли читать эти записки своим детям тот, кто их писал? Телефон господина Танабэ звонил всю ночь, и я слышала, как он, видимо, швырнул его в стену. Кроме всего прочего, кто-то разбил ветровое стекло его машины на парковке.
По этим причинам – очень надеюсь, что вы понимаете – господин Танабэ не смог сегодня прийти сюда.
Что в самом деле он сделал не так? Если вы сердиты из-за того, что ваши дети попали в такую страшную ситуацию, почему бы вам не обратить ваш гнев на того, кто и правда на них напал? Вы не делаете это потому, что он тридцатипятилетний безработный, лечившийся в психиатрической больнице? Или потому, что он сын депутата парламента, самого влиятельного человека в районе?
Или проще обвинить во всем господина Танабэ?
Я всего лишь его коллега по работе, но отнеслась к нему с сочувствием. Можете себе представить, что испытывает его девушка, на которой он собирается жениться?
Вы знаете, что господин Танабэ высокого роста и приятной наружности, спортивный, выпускник университета, что он всегда пользовался популярностью среди учеников и у их родителей. Когда я посещала некоторые дома своих учеников, некоторые матери давали мне понять, что им было бы приятнее увидеть у себя господина Танабэ, а не меня. И легко представить, как он нравился всем учительницам. На совместной конференции с другой школой меня однажды даже спросила одна преподавательница, встречается ли он с кем-нибудь.
Вижу, вы хотите меня спросить: «Видимо, вам он тоже нравится?»
Мне кажется, что с ним не очень легко найти общий язык.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
