назовет кто бастардом, укажешь на него. Это приказ, Драго! – отчеканил Теодор таким голосом, что Милад, наверняка, пошел за сарай погулять, и глаза сверкнули неподдельной яростью. – А я тех, кто так тебя назовет, на кол посажу.
В голосе его оказался щедро разлит яд. Драго дернулся было испуганно в сторону, попытавшись слезть с колен. Но Теодор не отпустил его.
– Или головы отрублю на городской площади, – пожал он плечами, слегка успокаиваясь.
Почему-то при взгляде на затравленное личико Драго первым кандидатом на обезглавливание нарисовался Милад. Но не захотелось портить настроение Драго этим и говорить о его так называемом отце. Правда, взгляд наткнулся на разорванную рубашку, и Теодор потянул ее легонько на себя, не желая смущать Драго. Но и поговорить о том, что заметил, следовало.
– Злился, говоришь? Покажи, что у тебя под рубашкой? – голос звучал спокойно, деланно спокойно.
Потому что уже чесались руки ссадить с колен Драго, надеть черную кожаную маску и накидку и подстеречь Милада в деревне. И один на один устроить ему темную за каким-то сараем. Останавливали две вещи. Первая, что негоже королю до мордобоя опускаться. А вторая… что Милад – парень крепкий. Мало ли, кто еще победит, за меч тогда хвататься? Можно и не удержаться… У Теодора были другие козыри в рукаве. Управа и на этого негодника, руки распускающего на слабых, найдется!
Глава 7
Драго мигом слез с колен Теодора на кровать. Тонкие пальчики судорожно сжали края разорванной рубашки, натянули сильнее. Он замотал головой, и глаза у него заблестели.
– Н-ничего, – выдавил Драго дрожащим голосом.
Он прикусил губу. Думая, что не хватало еще нюни распустить перед самим королем, подумает, что слабак и плакса! Хотя в горле был комок.
Не хотелось, чтобы Теодор видел синяки. Казалось, что тогда… тогда он подумает, что Драго непослушный, ленивый, плохой. И тогда точно прогонит! И снова придется скитаться! Драго поежился, сжимаясь. Злить Теодора не хотелось. Видел, каким жестким он может быть. Вон, как глаза потемнели, когда про голову с плеч говорил!
Теодор выругал себя за несдержанность. Сразу же видно, напугал мальчика разговорами о казнях! Это он так воспитан был, что его не щадили и в возрасте Драго могли отправить и на войну, и головы смотреть, как рубят. Но мальчик не так воспитан был, он еще ребенок, еще и запуганный! С ним нельзя так!
– Прости меня, маленький, – осторожно Теодор потянулся ладонью к волосам Драго, погладить, как зверушку, но он съежился и сжал рубашку в горсти. – Драго, что случилось?
Теодор мягко спросил это и подвинулся ближе, буквально загоняя в угол на кровати. Закрывая путь к побегу своим широким телом.
– Ничего!
– Покажи, пожалуйста, что у тебя там. Я больно не сделаю, обещаю. Но я должен посмотреть. Вдруг лекаря надо позвать?
Ой, не стоило о лекаре говорить. Все мальчишки этого боятся. Но Теодор твердо вознамерился дожать Драго в этом! И увидеть, что под его рубашкой.
Драго замотал головой еще отчаяннее. Пальцы вжались в ткань рубашки так, что костяшки побелели.
– Не надо лекаря! – пискнул он. – Никогда меня лекари не лечили, зачем они?
Это была правда. Даже когда маленьким заболевал сильно, с жаром валялся, едва не бредил, только мамину заботу и знал. Поила она тогда бульонами, молоком теплым и гадким барсучьим жиром, который выторговала у знакомого охотника, отдав за это свои единственные бусы, деревянные, расписные, которые от матери покойной ей остались.
Тогда, в полусне горячем, мерещилось ему, что даже Милад у постели присаживался, прохладную ладонь опускал на лоб. И так хотелось, чтобы правда это была… Чтобы был отец, который любит, переживает, заботится. Но правда была в другом. В том, как Дана кричала, что это из-за Милада он заболел, из-за того, что заставил он по морозу мотаться, дрова помогать в дом заносить. А Милад рассвирепел тогда, замахнулся на нее, что ж он, нарочно, враг своему сыну?! «Или не своему?» – до сих пор ядовито в ушах звучало.
Теодор растерянно уставился на Драго. Его губы дрожали, он вот-вот мог разразиться слезами. Головой мальчик встряхивал отчаянно, в пальцы вцепились в рубашку так, что по ним пробегала судорога.
Теодор вздохнул, не понимая, что делать. В любой другой ситуации, с другим мальчишкой он бы прикрикнул. Силой рванул рубашку, дорвал бы ее, раздел и посмотрел, что там. Но с Драго нельзя так было, Теодор чувствовал это.
Он вздохнул снова, немного расстроенный. И утянул обратно к себе на колени, утыкаясь лбом в макушку пушистую.
– Иди сюда. Не стану я тебя силой дожимать, – шепнул Теодор на ухо Драго, путаясь пальцами в кудрях его. – Посиди тут на коленях, а то дрожишь весь… Ну, чего ты? Обещал я тебе, что больно не сделаю. Выполню я свое обещание. А лекарь нужен, осмотреть просто. Обещаю тоже, что больно он делать не будет, но вдруг ты… ранен где-то? Или нужно полечить мазями тебя или отварами? Вот лекарь и пригодится. Никто же зла тебе не хочет. Может, маму позвать, чтобы она посмотрела? При ней ты рубашку снимешь? Я думал, что стыдно перед женщиной-то показываться, ты же взрослый уже! А я мужчина, по-мужски бы понял и поддержал тебя!
Лукавил Теодор немного. Может, Драго купится на это и покажет, что с ним Милад натворил?
Драго надулся и засопел, глядя из-под растрепавшихся волос. Угрюмо почти. Волчонком недовольным. Задразнил его Теодор. Не показываться же маленьким перед ним, который чуть что – мамку зовет! Драго выдохнул шумно и развязал поясок, хотя пальцы подрагивали.
«Решит еще, что совсем я ни на что не годный, раз часто прилетало!» – мелькнуло в голове, но он собрался с духом, стягивая рубашку.
– Не больно мне совсем. Не нужно лекаря никакого, само всегда сходило все, – пробормотал Драго уже как-то глухо, потухше.
Драго повел плечом, совсем не желая, чтобы Теодор взглянул на спину. На которой – не с этого, так с прошлого раза – отметины остались. Тонкие, зажившие, не до шрамов глубоких, но еще виднеющиеся полосочками на нежной коже. Помнится, тогда задержался, когда курица со двора убежала. А пока изловил ее, гадину, в доме Милад с Даной разругались, кричал он что-то про то, что о других мужиках она, поди, думает, о том, прежнем… Вот Драго под горячую руку и попал, когда защищать полез.
