внуки это святое, и одному богу известно, как у меня плешь ещё не сияет от её вечных вздохов на эту тему. Но удар приходится в цель, и свекровь, задохнувшись, уточняет:
— У Макара должен был быть ребёночек? А из-за тебя он отказался от него…
Ну, здрасьте, приехали.
— Полин, ну вот что ты за человек? — она начинает заикаться и заметно подёргивать руками, словно справляется с желанием вцепиться мне в волосы. — Ни себе, ни людям. Ещё обижаешься, что он тебе изменяет… Сама родить не смогла, так он и пошёл искать ту, что родит…
— Мария Львовна, вот скажите мне честно, за что вы меня так ненавидите? — Сейчас её слова не находят цели, потому что ночь у меня была в преисподней.
Свекровь выкатывает глаза. Давится словами…
— Да за то, что ты из него вьёшь! За то, что даже вчера ночью он звонил мне и был недоволен, что я его Полюшу посмела обидеть! — она машет на меня рукой. — Да ты ему если бы сердце вырвала, он бы всё равно смотрел тебе в рот и соглашался, что так лучше.
— Вы его что, ревнуете ко мне? — дошло до меня, потому что иначе у них с Макаром большие проблемы с сепарацией.
— Не ревную! А тебя, блаженную, не могу простить! То, как ты его отвернула от семьи. И как мне на его подачки приходится перебиваться. Присылает тридцать тысяч в месяц и ещё вечно бурчит, что и так денег не хватает. А у тебя сапоги дороже стоят…
— Так я в вашего сына вложила свою жизнь, — замечаю я с комом в горле, потому что если они все считают, что я много требовала от Макара, то ошибаются. Находясь сейчас в такой ситуации, я понимаю, что мало. Мало! Надо было из него всё вытряхивать, чтобы ни денег, ни сил на любовниц не находилось.
Мария Львовна идёт пятнами и с трудом может контролировать свои действия. Она дёргает сумкой и вытаскивает оттуда стопку документов и конверт.
— На вот! Там копии договоров и деньги с аренды. И чтобы Макар ни слова не узнал о том, как мне приходилось крутиться.
Я фыркаю и не прикасаюсь к бумагам, которые швырнули на пуфик.
Свекровь хлопает дверью, а я запрокидываю голову, чтобы слёзы не покатились по щекам. Хватит. Я устала. Не хочу плакать.
Слишком больно.
И я спокойна ровно до обеденного звонка Макара, который застаёт меня идущей с остановки к нашей квартире.
— Вот признайся, Полин, ты специально её довела?
Ну вот и поговорили.
Глава 17
Муж злился.
Я мысленно ударила себя по лбу и даже притормозила возле поворота во двор.
Он. Теперь. Бывший. Муж.
Мне просто стоит прекратить общение с ним. Сейчас только вещи заберу.
— Макар, мне некогда беречь её психику. И твоё доброе имя.
Разговор давался с трудом. Мне возмущало, что я ещё и оправдываться должна. Дыхание сбилось, будто я не с остановки бежала, а от волков. Перед глазами слегка поплыло, и я остановилась на пешеходной дорожке.
— Могла на неё хотя бы не вываливать мнимую беременность?
— Мог бы тогда и не пихать свой член в мою подругу! — рявкнула я, прикрывая слёзы злостью. Но тут же зацепилась за деталь. — Почему мнимую?
Муж тяжко вздохнул.
— Да не было никакой беременности. Я не идиот, чтобы ходить налево без резинки.
— Ну, спасибо, честное слово, — любой момент, когда памяти касалось его предательство, подкашивал меня и возвращал во вчерашний день. Я снова становилась беспомощной и уязвимой. Без напоминаний мне было проще, словно мы просто враги, которые ведут переговоры. Но даже так безумно больно осознавать, что муж мой — враг мой.
— Она не могла забеременеть и просто манипулировала. Она хотела, чтобы я бросил тебя, и не знала как уже выкрутиться…
— Ну так бросил бы, — не выдержала я, и в глазах просветлело. Я сделала нетвёрдый шаг в сторону дома.
— Я не хочу и не хотел тебя бросать! — закричал в мобильный Макар, и я отодвинула телефон от уха.
— Но трахать мою подругу хотел? — вновь зацикливая разговор, передёргиваю я. Как будто без постоянного напоминания об измене муж вдруг станет прежним.
— Полин, я моральный урод, мудак с района, придурочный кобель. И оттого, что ты мне каждый раз напоминаешь об этом…
— Мне больно, урод, мудак и кобель, — задохнувшись, призналась я и положила трубку.
Эта семейка окончательно испортила мне день. Походу после краха всего я буду не жизнь оценивать, а дни и ночи, делая маленькое резюме.
Квартира была пустой. Глянцевый керамогранит в холле отзывался гулким эхом от моих каблуков. Я дошла до вешалки и оставила на ней пальто. Сердце билось где-то в горле. Я не могла сообразить, что надо собрать в первую очередь, поэтому пошла в кабинет Макара. По пути задела на полочке кончиками пальцев индийскую статуэтку двух богов, которая дарит вечную верность и любовь. Сувенир встретился с полом. Противный звенящий звук разбитой жизни. На моём лице не дрогнул ни мускул. Я прошла мимо двери в нашу спальню и словила дежавю, а с ним и все чувства. Уговорила себя, что сейчас там никого нет, и заставила себя сделать ещё десяток шагов до кабинета.
Пахло табаком и коньяком.
Возле диванчика валялись пачка сигарет, пепельница и пустая бутылка. На столе, всегда аккуратно прибранном, была россыпь бумаг и много смятых листов. В окно билось апрельское солнце, обманчивое в своём тепле. Я зажмурила глаза. Сделала шаг к левой стене и отодвинула дверцу шкафа. Присела на корточки и уставились на сейф.
Боже, храни склероз.
Макар так боялся забыть любой пароль, что использовал везде мою дату рождения. Я пропикала восьмизначный код, и дверца открылась. Первая полка была с деньгами. Я покрутила стопку пятитысячных купюр и вернула на место. Нижняя полка была занята папками с бумагами. Пришлось много перебирать, пока нашла тонкую хилую в сиреневой обложке. Брачный договор. Я вчиталась в слова. Перед глазами слегка плыло, но это не помешало мне
