шкафа и вытащила одно из домашних платьев бабули.
Вода не смыла боль и усталость, но привела меня в состояние, близкое к нормальному. Платье оказалось велико, но мне было всё равно. На кухне горел свет от вытяжки. Опершись задницей о подоконник, стоял Алекс, который то ли Александр, то ли Алексей. Я приблизилась к столу и с сомнением посмотрела на полную чашку чая, который по цвету был таким неуверенным, словно его воскресили и заставили работать снова.
Всё было подозрительное, и я топталась возле стола, не зная, как намекнуть, что не буду пить. Тут Алекс, заметив мои страдания, протянул зарядку от мобильного и вздохнул тяжко.
— Там нет наркотиков, алкоголя или успокоительного. Пейте.
Я потупилась и всё же взяла чашку. Глотнула. Поставила на стол и забрала из протянутой руки зарядку. Собиралась развернуться и сбежать, но меня настигло усталое:
— Как бы всё сейчас плохо ни было, помните, что безвыходен только гроб.
Слова зацепили что-то внутри. Неприятно. Больно. Как на свежую рану перекисью плеснули, и я не выдержала:
— Сегодня я узнала, что мне изменяет муж, подруга была от него беременна, а свекровь считает меня шлюхой. Если это не гроб, то склеп.
Алекс печально покачал головой. И я была благодарна, что он не стал высказывать своё мнение, потому что без разницы, какие это будут слова, но любые они снова запустят жёрнова мельницы, где перемалывать будет меня.
Когда я развернулась и сделала шаг к залу, меня нагнал уверенный голос.
— Два года назад я сорвался со скалы и пролежал шесть часов в ожидании спасателей. Потом ещё полгода в больничной палате. И даже без рук, ног и с уткой я всё равно знал, что всё будет хорошо. Ведь у меня есть я.
Слова заставили все внутри меня перевернуться. Я дёрнула плечом и кивнула, намекая, что поняла смысл. Этого было достаточно, чтобы завершить ночное чаепитие.
А в районе семи утра по залу стали раздаваться шаги. Урвав момент, когда всё затихнет, я выглянула и повесила на ручку двери спальни зарядник и закрылась изнутри на ключ. Потом что-то падало, что-то скрипело. С кухни доносился плеск воды и трель чайника, который у бабули был обыкновенным, для плиты, а не электрическим. Я вытирала слёзы подолом её домашнего платья в синие колокольчики и с ужасом боялась исчезновения Алекса из квартиры, потому что тогда даже иллюзия помощи исчезнет.
Дверь хлопнула внезапно.
Я вздрогнула и закусила костяшки пальцев.
На столе в кухне лежали договор аренды, пара тысячных купюр, зарядка для телефона и записка:
«Я бы мог прислать вам цветы, шоколад или чай. Но вам нужна зарядка для телефона. Пользуйтесь. Благодарю за незабываемую ночь. Незваный гость, Александр».
Первое утро
Глава 16
— Где постояльцы? — спустя четыре часа спросила свекровь, стоя в дверях бабушкиной квартиры.
— Я их сожрала, — с зевком призналась я, потому что только после ухода Александра смогла уснуть и так крепко проспала эти несколько часов, что не сразу разобралась, стоит ли открывать дверь.
Свекровь смерила меня недовольным взглядом. Даже её начёс на голове выражал порицание, но «мертвецам» плевать на мнение окружающих. Я наклонила голову и упёрлась спиной в стену, как бы всем своим видом выражая крайнюю степень заинтересованности, хотя и младенцу было понятно, что мне безразлично.
— Надеюсь, Макар не в курсе? — ей было неловко стоять передо мной сейчас.
— Ну он вчера ведь сразу оказался в курсе, куда я отправляюсь, — развела руками я.
— Не пригласишь войти?
Я покачала головой. Вот как вчера я стояла и обнимала косяки в её коридоре, так и она сегодня постоит на моём месте. Не страшно. Не переломится. У неё крепкое сердце, полгода назад проверяли.
— Я вчера перегнула палку… — давясь словами, произнесла Мария Львовна, и я неподдельно удивилась. — Макар оказался очень недоволен тем, что у нас случился конфликт…
А-а-а-а… Значит, сыночка всё же узнал постыдные подробности вчерашней нашей встречи. Не знаю, что его там могло не устроить, ведь все они, словно сговорившись, вчера резали меня на куски.
— Зачем вы приехали? — мне не особо интересно, но если не перейти к главному, то препираться на пороге я могу до заката, а мне вещи надо забрать, документы на развод подготовить, Макару нервы потрепать…
Столько дел, столько дел…
Свекровь переминается с ноги на ногу и выдаёт нехотя:
— Мы вчера не особо хорошо поговорили, — она делает такое лицо, словно опять испачкалась в навозе. — Но это всё из-за того, что я многих нюансов вашей жизни не знала…
Это она про что сейчас?
— Мы же с тобой обе понимаем, что Макар на тебе так свихнулся только потому, что девочкой брал…
Я задыхаюсь от праведного гнева. И от мерзости. Вот уж где маменькин сынок, который чуть ли не всю подноготную нашей семейной жизни изложил.
— Но это ведь только на один раз. Потом-то твоя ценность пропала… И будь ты умнее, ты бы смогла поддерживать его интерес.
Её глаза впиваются в меня и проходятся по собранным в хвостик пшеничным волосам, цепляются за слишком худосочную фигуру и бабушкино платье на ней.
— А ты с каждым годом только дурнеть стала. Не накрасишься, ни волосы не покрасишь, — она словно невзначай задевает свои лохмы под тремя слоями лака, видимо, намекая мне, что вот так должна выглядеть женщина. Но по мне, так выглядит молодящаяся бордель-маман, которая и в своём преклонном возрасте пытается зацепить клиентов если не красотой, то эксцентричностью.
— И фигурку… Мужик ведь не собака, чтобы на кости кидаться.
Ох, это её вечное: «Лучше плавать по волнам, чем биться о скалы».
Я закатила глаза и выдохнула, но этого оказалось недостаточно, чтобы заставить Марию Львовну умолкнуть, и она с жаром продолжила:
— Вот тебе бы губки сделать и брови — татуаж, а то ходишь как моль и ещё обижаешься, что муж изменяет…
— Простите, что не обделалась от счастья, когда узнала, что он заделал ляльку моей подруге, а потом отправил на аборт…
Мария Львовна теряет дар речи, ибо
