и нарезок.
— А это личное, — сказала она таинственным голосом, и намазав дольку хлеба маслом, положила на него красную икру. — Вот попробуй, — протянула ему бутерброд. — Надеюсь, что тебе понравится.
Принц принял его, понюхал.
— Рыбой пахнет, — сказал он и надкусил.
Прожевав, кивнул и, доев, улыбнулся:
— Вкусно. У нас такое тоже есть, но в другом варианте. Просто подают на блюде. Каждый берет, сколько желает. А вот так как ты сделала, интересно.
— Еще будешь? Сделать? — спросила она.
— Давай, — откликнулся принц и налил еще в бокалы.
— А я хочу выпить за тебя, — встал он и подошел к девушке. — Ты меня поразила также, как и твой мир. Поэтому, я пью за твою красоту и твой…
Дуня тоже встала.
— За твой ум, — чокнулся с ней и, заглянув в глаза, сделал глоток.
— Спасибо, — смутилась она и тоже отпила немного.
Они стояли и смотрели друг другу в глаза и чего-то там искали. Потом Лидий поставил свой бокал на стол, взял из рук девушки другой, и резко притянув её к себе за талию, впился в рот. Она не успела его оттолкнуть и несколько сопротивлялась, но вскоре расслабилась и сама начала искать его губы. Их поцелуй затянулся. Он был почти страстным, и они задохнулись в нём. Вскоре, слегка оттолкнув принца от себя, Дуня внимательно посмотрела ему в лицо и тут же, притянув его к себе, повторила поцелуй, уже сама. Он перехватил инициативу и углубил поцелуй. Теперь он находил не только ее губы, но шею и грудь. Она, откинув голову и закрыв глаза, негромко стонала, а он вошел в раж и уже рычал, оголяя ее плечи и грудь. И когда он схватил зубами и прикусил ее сосок, она вскрикнула и резко оттолкнула его.
— Больно же! — вскрикнула она. — Сумасшедший!
— Прости-прости! — вновь бросился к ней Лидий. — Я увлекся. Прости.
Она с улыбкой отвела его руки.
— Увлекся он, — хихикнула она, поправляя платье. — Как ты скор. Мы даже не знакомы, чтобы так увлекаться. Или же ты привык к такой быстрой манере изучения подруг или же любовниц? Как там у вас, фавориток. Во! — засмеялась она.
— Да ладно тебе, — смутился принц. — Не к каждой я могу так быть расположен. А ты мне нравишься. И я очень тебя захотел.
— Хочется-перехочется, — фыркнула Дуня. — Ишь, какой быстрый.
Она еще раз фыркнула и присела на свой стул.
— Ну, — повернула к нему голову, — что стоишь? Садись. Будем продолжать провожаться. Наливай, — и протянула ему свой недопитый бокал. — Обновим.
Лидий пожал плечами и плеснул вино в бокал. Потом налил в свой, и выпил залпом, будто заливал жажду. Посмотрел на улыбающееся лукавое лицо девушки и налил еще. И выпил.
— Эй-ей! — крикнула Дуня. — Не гони лошадей! Так ты напьешься еще до нового года. Что я буду с тобой делать? С пьяным?
— А может быть и надо напиться, чтобы впасть в то состояние, в котором здесь и очутился? — вдруг сказал он и сам удивился своей неожиданно вырвавшейся мысли.
Тут же застыл с бокалом у рта, уставившись на девушку. Она тоже замолчала, будто осмысливая его слова. Потом странно заулыбалась, будто не веря и тут же рассмеялась:
— Ну, если так, то стоит напиться и мне.
Выпив до дна, она протянула его принцу.
— Наливай.
Глава 8
Принц налил в бокал и ей и себе. Они отпили по глотку. Потом Дуня, принесла из кухни блюдо под крышкой и показала на большую вкусно пахнувшую тушку.
— А это рождественский гусь. С яблоками, как и положено. Еще я кладу в него грецкие орехи. Режь.
Она подала принцу большой нож. Он улыбнулся:
— Наконец-то и мне нашлась здесь мужская работа.
Дуня хихикнула и подставила свою тарелку под хороший кусок птицы. Потом они ели гусятину и перемазавшись в жиру и начинку, смеялись, вытирая руки и губы.
— Тебе понравилось? — спросила Дуня у довольного парня.
— Очень, — ответил он, обгладывая ножку. — А ты отличная хозяйка, — отложил в сторону салфетку и подняв бокал сказал, улыбаясь, — За твое вкусное колдовство!
Она засмеялась и кивнула головой.
— Ты прав. Это действительно волшебство. Колдовать на кухне я научилась еще в общаге. Пришлось. Я ведь из детдома, а там этому учат постольку поскольку. На всём готовом. Вот и училась на своих ошибках да на советах бывалых кулинарок. И еще готовила своему мужчине.
Тут она запнулась и покраснела.
— А ты что думал, — вдруг вспыхнула она от собственной неожиданной откровенности, — я монашкой что ли дожила до тридцати? Был у меня возлюбленный да сплыл. Вот и призналась, — хмыкнула она грустно.
Лидий смотрел с удивлением на такую искренность девушки и его совсем почему-то не поразили слова о её прошлой постельной жизни с другим мужчиной. Он был даже рад, ее чистосердечному признанию, будто и ждал такого.
— Конечно, — уговаривал он себя, — не могла же такая девушка быть одна. Да и я тоже не монах. Каждую ночь кто-то обязательно согревал мою постель.
— Ты скажешь, что я развратна, — спросила она, смущаясь, — но честно, у меня и был-то один единственный. При том мы собирались пожениться.
— И что же потом? — подпер принц ладонями подбородок, поставив локти на стол. — Он отказался?
— Ага, — сузила она глаза и фыркнула. — Это я отказалась. Застукала его за враньем. У него оказывается еще одна такая же дура была, как я. Вот и погнала поганой метлой.
Дуня с раздражением приникла к бокалу и сделала глоток. Они сидели молча: она изредка вздыхала своим мыслям, он внимательно рассматривал унылое лицо девушки. Принц понимал её состояние и сочувствовал ей. Ее поникшие плечи и весь невеселый вид, говорил о том, что пережить это ей пришлось нелегко и она пока вся ещё там, в том самом состоянии, когда хочется кричать и плакать.
— И давно вы так рассорились? Может, еще помиритесь, раз дело шло к свадьбе? Говорят же, что «милые бранятся, только тешатся», — спросил он.
— Ну, уж нет! — встрепенулась она. — Никогда! Не прощу предательства никогда.
Принц увидел в ее глазах такую ненависть, что пораженно открыл рот.
— Вот это сила! — мысленно воскликнул он. — Такая и сама не предаст и другому не простит. Запомню.
— Ну, тогда давай и выпьем за твою свободу, — Лидий попытался разрядить обстановку.
Она кивнула, соглашаясь и глотнула немного. Потом скривившись, поставила бокал.
— Ты чего так? — удивился принц.
— Да боюсь снова напиться, честно говоря, — сверкнула она белыми зубами, — а это неприглядное зрелище, если помнишь.
Он поднял брови и потом засмеялся.
— Да, уж, — сморщился
