его.
– Ты живешь в таком тесном, замкнутом мирке! – воскликнул он. – И всегда жил. Когда ты вообще смеялся в последний раз?
– Я смеюсь, когда вижу, что для этого есть достаточное основание и подходящий момент. Какое это имеет отношение к катастрофе, которую мы сейчас наблюдаем?
– Как ты отреагировал, когда я вернулся и рассказал, что на самом деле не умер? Вместо того чтобы обрадоваться, что твой брат жив, ты принялся читать мне нотации и нравоучения. Расписывать предстоящий мрак, сплошные неприятности и вечный непреходящий ад. Ты кислый, как лимон, и скупой, как немецкий скупщик брусники. И требуешь, чтобы другие были такими же занудами.
– Это неправда…
– И еще ты завистливый. И всегда был таким. А еще вообразил, что все обо всем знаешь. Ты мне завидуешь, потому что я умею ловить момент и со всеми ладить. Видел бы ты, как дети кричали и хлопали мне, когда я объявил о бесплатном мороженом.
– Так оно и есть…
– Я дарю людям радость и приятные впечатления, – продолжал Юхани. – Не забывай, что Парк все-таки создал я.
– Это одна из основных причин, почему я тоже хочу, чтобы он выжил…
– Выжил, – бросил Юхани с таким видом, словно откусил какую-то мерзость. – Когда я руководил Парком, мы ставили перед собой более высокие цели. В некоторых фирмах понимают, что такое настоящий размах и незабываемые впечатления.
– «В некоторых фирмах…» – передразнил я, – уже одно это – достаточная причина для увольнения.
Юхани втянул носом воздух, приосанился и так плотно сжал губы, что нижняя часть лица превратилась у него в застывшую маску. Все это произошло с быстротой молнии, и я не уверен, что успел бы заметить метаморфозу, если бы не знал Юхани как облупленного.
– По-моему, тебе следовало бы дать мне возможность работать так, как мне представляется наиболее целесообразным, – сказал он. – Ты назначил меня управляющим. Полагаю, что уборка и ее организация входит в непосредственные обязанности управляющего. Тебя ведь сейчас уборка волнует, правильно я понимаю?
Я обвел взглядом «Горку» и втянул в ноздри молочный бриз.
– Она занимает все мои мысли, – согласился я, – но…
– Все будет сделано, – отрапортовал Юхани. – Когда утром ты придешь на работу, увидишь, что «Горка» сверкает чистотой. Слово управляющего.
Я ничего не ответил.
Неужели я был слишком строг с ним? Может, это неправильно? И я всегда вел себя именно так. Не знаю, откуда у меня взялась такая мысль. Я посмотрел сначала на «Горку», а потом на Юхани. И вдруг меня осенило, что его, похоже, по-настоящему напугала угроза быть уволенным. Разве это не говорило о том, как высоко он ценит свое место в Парке? И это, в свою очередь, свидетельствовало о его готовности измениться.
– Так ты обещаешь разобраться с этим?
Юхани кивнул:
– Как аукнется, так и откликнется.
Не знаю, что Юхани имел в виду, но я решил не придавать значения его словам. Спросил только, когда он намерен приступить, и Юхани ответил: сразу. У меня было смутное ощущение, что надо сказать что-то еще, но я не знал, что именно. И ушел. Честно говоря, на душе у меня скребли кошки.
Возможно, Юхани был прав и мне нужно просто расслабиться.
6
Мне очень нравятся заключительные титры.
Я смотрю по одному фильму в неделю. Думаю, это оптимальная частота, если учесть, как много сил и времени уходит на подготовку. То, что я смотрю, результат тщательного отбора. При выборе я исхожу из множества факторов, но основные можно свести к нескольким, и они требуют детальной проработки и целой недели времени. В какой-то степени я слежу за так называемыми рецензиями кинокритиков, но они дают весьма слабое представление о картине. К тому же я редко схожусь во мнении с этими щелкоперами – по-моему, они не обращают внимания на самые важные вещи.
Например, из рецензии редко можно почерпнуть ясное представление о том, сколько персонажей присутствует в каждой из сцен фильма. Почти никогда невозможно узнать точный бюджет, не говоря уж о том, чтобы он был расписан по статьям расходов. Просто нереально выяснить заранее, сколько минут и секунд занимает даже отдельно упомянутый в рецензии эпизод. Это невероятно затрудняет просмотр: все подвешено в воздухе, неконкретно и уже заранее портит впечатление от картины. В отзывах мне вообще не попадались сведения о том, сколько всего людей участвовало в работе над фильмом. Это ведь очень важно знать еще в тот момент, когда я только усаживаюсь в кресло в кинотеатре: сколько человеко-часов и человеко-лет было затрачено на производство, как эти суммарные и средние показатели соотносятся с соответствующими параметрами другой аналогичной продукции.
А как хронометраж картины распределен между сценами?
Для одного триллера, действие которого происходит зимой, расчет оказался очень прост: снег – тридцать четыре процента, встревоженный полицейский – двадцать один процент, изворотливый преступник, гоняющий на мотосанях, – пятнадцать процентов, проницательная жена полицейского – одиннадцать процентов, пистолеты – девять процентов, зимний комбинезон по явно завышенной цене – шесть процентов, кофе и прочие безалкогольные напитки – четыре процента. По-моему, самое интересное в кино – это сравнивать, как одни и те же аспекты варьируются в разных лентах.
Ну и еще заключительные титры.
В них ведь и концентрируется содержание картины. Это сердце фильма. Наконец, я могу узнать, что на самом деле происходило. Хорошие, информативные титры – это кульминация, когда кино по-настоящему берет за душу, если вообще берет.
На этот раз такого не произошло.
Я только через силу смог досмотреть историю любви известного певца. В процессе просмотра я не очень активно подсчитывал соотношения – они почему-то не казались интересными. Заключительные титры не исправили ситуацию. Я понял, что в фильме, где известного певца играет менее известный певец, дисбаланса не устранить даже титрами.
«Пылкая влюбленность. Отношения. История любви. Счастливый финал».
Обычно я вообще не читаю подобных аннотаций, но события последней недели явно повлияли на ход моих мыслей.
Шопенгауэр спал на другом конце дивана. На улице стоял ноябрь – к счастью, без дождей. Все должно бы складываться хорошо, и при других обстоятельствах так оно и было бы. Но ситуация… осложнилась. Вдруг, в одно мгновение. И дело тут было не только в Юхани, с возвращением которого я все еще не мог свыкнуться, и не только в превращении «Финской игры» из надежного поставщика оборудования в партнера-вымогателя, имевшего все шансы погубить наш Парк приключений, – если слово «партнер» вообще применимо к такой ситуации.
Занозой в мозгу сидела мысль о Лауре Хеланто.
Я не слышал о ней ничего после того, как в смешанных чувствах покинул
