1
Что тяжелее — полная уверенность, что самое худшее уже произошло, или этот страх, который время от времени возникает в тебе?
Я вздрогнул от сильного толчка, отвлекшего меня от лихорадочного бега мыслей, и оглянулся.
Черно-желтое пламя из разбитого грузовика лижет опорный столб пешеходного моста на дороге к побережью Сёрняйнен. Машина как будто переломилась пополам, обняв опору словно пылкий любовник. Ни одна из мчавшихся мимо легковушек даже не сбавляла скорости, не то чтобы остановиться. Все они пролетали, стараясь прижиматься к обочине, держась как можно дальше от горящей машины.
Так же поступил и водитель автобуса, в котором сидел я.
Я расстегнул намокшую от дождя парку, нащупал во внутреннем кармане пакет одноразовых носовых платков и, выудив окоченевшими пальцами один из них, вытер лицо и волосы. Платок моментально стал мокрым. Я скомкал его и опустил в карман. Потом отряхнул капли воды с куртки и достал телефон из кармана джинсов. Еще раз попробовал дозвониться до Йоханны.
Абонент все так же был недоступен.
Подземный туннель между Сёрняйнен и Кейланиеми закрыли из-за наводнения. Мне удалось поездом доехать до Каласатамы, где пришлось в течение двадцати минут ждать автобус под потоками низвергающейся с неба воды.
Когда горящий грузовик остался позади, я вернулся к просмотру новостей на экране монитора, прикрепленного к задней, пуленепробиваемой стенке водительского отсека. Было принято официальное решение предоставить южные районы Испании и Италии собственной участи. Страна Бангладеш, тонувшая в море, была полностью охвачена эпидемией, грозившей распространиться на остальные страны Азии. Спор Индии и Китая вокруг Гималаев привел к войне между этими странами. Мексиканские наркокартели в ответ на решение закрыть границу между США и Мексикой нанесли ракетные удары по Лос-Анджелесу и Сан-Диего. Пожары в амазонских лесах не удалось погасить даже после того, как по периметру возгорания были вырыты новые каналы.
Продолжаются войны и вооруженные конфликты в странах Евросоюза. Их всего тринадцать, и в основном причиной являются споры за приграничные территории. Количество беженцев из стран планеты с неблагоприятным климатом, по оценочным данным, составляет шестьсот пятьдесят — восемьсот миллионов человек. Предупреждение об опасности пандемии: H3N3, малярия, туберкулез, лихорадка Эбола, чума.
И немного оптимизма в конце выпуска: недавно выбранная «мисс Финляндия» считает, что с приходом весны все в мире должно наладиться.
Я снова скользнул взглядом назад, в дождь, который шел уже несколько месяцев, прекращаясь лишь на короткое время. Как минимум пять приграничных районов, Яткясаари, Каласатама, Руохолахти, Херттониеменранта и Марьяниеми, постоянно находились в затопленном состоянии, а многие их жители наконец решились оставить свои дома.
Их жилища недолго будут пустовать. Даже покрытые плесенью от сырости, полузатопленные, они достаточно хороши для того, чтобы стать пристанищем для сотен тысяч беженцев, прибывающих в страну. По вечерам в затопленных прибрежных районах, где отключили электричество, горели огромные костры, на которых готовили еду и возле которых грелись.
На вокзале я вышел из автобуса. Быстрее было бы пройти через парк Кайсаниеми, но я решил идти в обход, по улице Кайвокату. Сил полиции было недостаточно для того, чтобы одновременно следить и за улицами и за парками. Если идти сквозь толпы народа вокруг вокзала, есть шанс избежать неприятностей. Люди в панике покидали город, набивались в переполненные поезда, следующие на север, стараясь прихватить с собой в рюкзаках, сумках и чемоданах все свои пожитки.
Неподвижные фигурки скорчились в спальных мешках под пластиковыми козырьками перед зданием вокзала. Было невозможно понять, собираются ли эти люди куда-то уезжать или теперь они просто здесь живут. Ослепительный блеск высоких прожекторов смешивался с приглушенным мерцанием ламп на уровне глаз, уличных фонарей, кричаще красной, синей и зеленой подсветкой рекламы.
Черно-серый скелет полусгоревшего здания центрального почтамта высился как раз напротив вокзала. Проходя мимо него, я вновь попытался позвонить Йоханне.
Я вышел к зданию Саноматало, минут пятнадцать простоял в очереди, дожидаясь, пока охрана не разрешит мне войти, снял и снова надел куртку, туфли и ремень, а затем подошел к стойке портье.
Я попросил позвонить боссу Йоханны, которая почему-то не отвечает на звонки. Я встречался с ним несколько раз и сейчас полагал, что он ответит на звонок, если вызов последует изнутри здания. А когда он узнает, кто звонит, позволит мне изложить причину моего приезда.
Портье, женщина лет тридцати с льдистыми глазами, судя по короткой стрижке и скупым жестам, прежде служила в армии, а теперь стояла на страже физического существования последней в стране газеты. Похоже, ее оружие было всегда под рукой. Она смотрела мне в глаза, но как будто говорила с пустым местом.
— Человек по имени Тапани Лехтинен… Я проверила его документы… Да… Одну минуту.
Она кивнула мне, и этот кивок походил на удар топором.
— Какое у вас дело?
— Я не могу дозвониться до своей жены Йоханны Лехтинен.
2
По ошибке я записал наш телефонный разговор с Йоханной. Теперь я мог воспроизвести его дословно:
— Сегодня я задержусь на работе допоздна, — начала она.
— Насколько допоздна?
— Может быть, на всю ночь.
— Ты будешь на рабочем месте или куда-то поедешь?
— Я уже не на рабочем месте. Со мной фотограф. Не беспокойся. Мы собираемся переговорить с кое-какими людьми. Мы будем держаться мест, где много народу.
Шепот рядом, шум машин, шепот, тихий шорох и снова шепот.
— Ты еще здесь? — спросила она.
— А куда же мне деваться? Я сижу у себя за столом.
Пауза.
— Я горжусь тобой, — сказала Йоханна, — тем, что ты все еще держишься.
— И ты тоже, — парировал я.
— Наверное, — произнесла она вдруг как-то слишком тихо, почти шепотом.
— Я люблю тебя. Береги себя и возвращайся домой.
— Конечно, — прошептала она, и ее слова посыпались вдруг быстро-быстро, почти без паузы: — Увидимся самое позднее завтра. Я люблю тебя.
Бормотание. Треск. Мягкий щелчок.
И тишина…
3
Лицо главного редактора Ласси Утелы, мужчины примерно лет сорока, было покрыто грубой щетиной, а в глазах застыло раздражение, которое он не мог, а может быть, и не хотел скрывать.
