— Хорошо, хорошо, — я не решался к ней притронуться. — Если ты так веришь, ладно… Но ему-то что от тебя надо?
Не верится, что ей позволят от болячек помереть. И мне заодно, чего уж тут мелочиться. Татуированный, судя по роже, прихлопнет, как муху, и не моргнет.
Щелкнула дверца. Старик и шофер вышли из машины, не выпуская Инну из виду. У обоих застывшие, дубленые лица, чужие, точно у инопланетян. Никто не улыбался. Черные амбразуры глаз, черные тугие косички на затылках, полное отсутствие эмоций. Старый поставил свой пакет между ног, извлек тоненькую трубочку, кисет. Непонятно они себя вели… По идее, в городе давно должен быть введен план перехвата и, если уж удалось чудом проскочить, не следовало прохлаждаться и выставлять себя напоказ. Рано или поздно кто-нибудь из дисциплинированных бюргеров сообщит в полицию. Молодые помощники прикрывали деда, пристально следя за дорогой. Отсюда, с трибуны, до них было метров десять, и я подумал, что могу успеть: самого опасного сделаю ножом, второму выбью глаз камнем… Затем Инку в охапку — и в кусты. До старухи с барбосом метров тридцать по прямой. Если ключи от минивэна в замке, есть неплохой шанс оторваться, позвать на помощь, поводить их за собой хотя бы минут десять… Смело, но бестолково, с чего начали, тем и закончим. Пеликан меня поймет, но не одобрит. Ладно, сказал я себе. По крайней мере впереди не Антарктида.
— Но у нас нет мексиканской визы, — робко напомнил я.
— А ты поедешь со мной?! Ты просто представить себе не можешь, как это здорово! Это же самая-самая мечта, я уже верить перестала, что она сбудется!
Сколько радости детской, с ума соскочить можно.
— У нас ничего нет для такой дороги, надо купить много… — Я искал, как добраться до телефона. — Мое барахло у тебя осталось. И кроме того… Нас будут искать, надо предупредить…
— Они всё сделают, — затараторила она, — и денег дадут, и всё купят. Но домой нельзя, нас поймают. И звонить никому нельзя.
— Кто тебя поймает?
— Как только я сама разберусь, я тебе расскажу. Честное слово!
— Черт с ним! По крайней мере что мы там будем делать?
— Ждать!
Она помахала рукой старику. Он прекратил набивать трубку и дружелюбно помахал в ответ. Водитель тоже откликнулся, приподнял панаму. Когда он ухмылялся, хотелось отвести глаза, потому что оба шрама, тянувшиеся через левую щеку к горлу, стягивали его милую физиономию на сторону.
— Чего ждать?
Она повернулась и коротко поцеловала меня в губы.
— Я тебе безумно благодарна. Я очень хочу, чтобы ты поехал со мной, мне так страшно… Но я не заплачу, если ты откажешься. Они предупредили, что за твою жизнь не отвечают.
Она встала и сделала шаг к машине. Шофер отшвырнул окурок и вернулся за руль. Дед курил, выдыхая сизые табачные облака. Под солнцем я сумел его более-менее рассмотреть.
Под непроницаемыми темными щелками набрякли мешки. Многочисленные морщины прорезали коричневую кожу. Узкая грудь, худощавые ноги в свободных белых брючках и легких сандалиях. На щиколотке, там, где заканчивалась штанина, поблескивал свисающий краешек браслета. Сколько поколений его предков насиловали европейцы? Или, напротив, ему удалось сохранить чистую кровь? Я представил такие же глаза в завесе дыма четыреста лет назад, когда запыленные, испуганные воины спешили доложить вождю о кровожадных белых людях, вышедших из больших лодок. Подобно изваянию, стоял его предок, глядя с вершины ступенчатой пирамиды на огонь и дым, окутавшие его страну. Не в силах остановить кошмар, он втайне решал, как спасти главное…
Я ей вполне поверил. Меня на самом деле никто не задерживал. Шофер развернул машину. Дед выбил трубку, поднял свою поклажу. То квадратное, что лежало в пакете, было, видимо, довольно тяжелым или хрупким: старик обращался с ним очень бережно. Но молодые не вмешивались. Видимо, им даже не было позволено притрагиваться к вещам босса.
Очень возможно, что ближайшие часы в обществе этих ребят приведут меня на больничную койку, а то и в могилу. Подохнуть в чужой войне, не имея даже представления, за что воюешь? Нет у меня таких инструкций. Инна сделала еще шаг и обернулась. Ветер ворошил ее волосы, торнадо тополиного пуха кружилось под ногами. Счастливое немецкое семейство — родители и мальчишки-погодки лет двенадцати — попрощались с лошадьми и, гомоня, усаживались в машину. Тренер взял двух кобыл под уздцы, откинул щеколду на воротах загона, подтолкнул животных в открывшуюся калитку. Навстречу им уже бежала девчонка лет четырнадцати. Протянула какое-то лакомство, подхватила поводья, повела лошадок в стойла.
В чем проявляется ответственность? В том, чтобы вернуться назад, трусливо поджав хвост, и честно нести свою ношу по защите интересов, целостности и так далее? Схлопотать благодарность за доставку собственной персоны в здоровом состоянии и обманывать себя, что кто-то там рад тебя видеть?
«Она тебе нравится», — напомнил внутренний голос. «Это ненадолго, — возразил я. — Это не симпатия, а пока только секс, последствия южного морского воздержания». «У тебя большой выбор?» — осведомился голос. «А вдруг это реальный шанс разузнать и принести в клювике что-нибудь стоящее… А то, что мы называем взаимной симпатией, ничем хорошим не заканчивается», — мудро заметил я. «Хорошим? — удивился голос. — Какая разница, чем заканчивается? С каких это пор тебя перестал волновать процесс?»
Инна сделала шаг к машине.
— Дело есть, — сказал я.
Она криво улыбнулась — нечто среднее между слезами и смехом.
— Если точно уверен, что счастья отпущено на пять месяцев, а потом — провал, стоит ли браться? — спросил я.
— Пять месяцев? — Она смахнула с ресницы тополиную мохнатую снежинку. — А пять дней не хочешь? Пять минут?! Разве пять минут счастья не стоят любого провала? Ты разве знаешь, что ждет тебя на шестой минуте?
Водитель выкинул в кусты последние собранные им гильзы и посигналил. Вдоль проволочной ограды вольера приближалось облако пыли. Переваливаясь на кочках, из кустарника выполз доисторический «форд-гранада», из его кабины нам призывно махали. Молодой пожал руку водителю. Открыли оба багажника, переложили дорожные сумки. Старик обнялся с прежним шофером, пересел в «форд».
— Ты хочешь, чтобы я поехал?
— Я не умею говорить мужчинам комплименты. Я не хочу тебя потерять. Этого достаточно?
— Что мы будем там делать, в Мексике?
— Ждать, когда он проснется.
— Да кто это он?!
— Дракон.
8
КОНЬ
СУШЕНЫЕ УШИ
— Второй, что у вас?
— Второй пост. Ковальский и Мэгуин вышли. С ними жилец квартиры по указанному адресу, Роберт Кон, гражданин Латвии, личность проверяется. За прошедшие полтора часа они посетили четыре адреса: три в жилом фонде и одно бюро. Кон звонил и поднимался один, янки ждали в машине. Кон спрашивал везде, не знает ли кто, где его жена.
