ведь на трибуне были еще и представители дипломатического корпуса. От мысли, что за этот трагический инцидент придется нести ответственность перед странами, делегировавшими своих представителей на парад, как ни крути, а ответственность за безопасность мероприятия несет на себе принимающая сторона, вызвала у Афанасьева приступ острой зубовной боли. К тому же до него только сейчас начал доходить ужас последствий от кровавой мясорубки. Сейчас вся страна, да пожалуй и весь мир, замерли в ступоре, но как только пройдет первый шок от случившегося… Об этом не хотелось даже думать, но мысли, не спрашивая разрешения у хозяина, сами лезли в голову. «Сейчас покатятся биржевые котировки, за ним обвалится и так дышащий на ладан рубль, а дальше народ начнет сметать с полок магазинов все, что подвернется под руку» — размышлял он, молча уставившись на большой обзорный экран стеклянными глазами. Из очередного приступа забытья его вновь вывел заместитель, он же начальник главного оперативного управления Генштаба — Сергей Рудов, куда-то уходивший и вот опять появившийся за спиной:
— Валера, — тихо обратиля он к Афанасьеву, — собрались все командующие родами и видами войск, командующие округами и флотами, последние в режиме телеконференции. Нужно срочно принимать какое-то решение.
— Какое? — очнулся Афанасьев, по-прежнему не обращая внимания на фамильярность своего зама.
— Ты что тут из себя Незнайку строишь?! — прошипел тот, белея лицом от приступа накатившегося бешенства. — В стране вот уже почти полтора часа нет никакой власти! Вот-вот начнется всеобщая паника! А там — анархия, которую уже не остановить никакими средствами, ибо она будет иметь не локальное проявление, а всеобщее. Никакого ОМОНа не хватит заткнуть все дыры.
— Делать-то что, скажи толком?! — беспомощно разведя руками, проблеял Афанасьев.
— Что делать?! Да власть брать в свои руки! Вот что! — едва не выкрикнул Рудов. — Ты сам вспомни, как мы с тобой сидели на кухне у тебя и размышляли, чтобы мы сделали, если бы сами стояли у руля! Пойми, второго такого шанса нам уже никогда не представится!
При последних словах Афанасьев долгим и тяжелым взглядом окинул своего друга и зама в одном лице. Тот правильно понял его взгляд:
— Дур-рак! — процедил он сквозь зубы в лицо шефу. — Если бы это было моих рук дело, то ты бы уже давно валялся здесь в проходе между кресел с прострелянной башкой, после отключения автоматического оповещения.
— Но почему?! — вскидывая брови, недоуменно и несколько обиженно воскликнул Валерий Васильевич.
— Потому что восемнадцатое брюмера[62] совершают исключительно под себя, любимого, — спокойно ответил ему Рудов.
— Хочешь сделать из меня помесь из Наполеона и Пиночета?[63] — хмуро спросил Афанасьев.
— Н-е-т! — зло хохотнул в ответ заместитель. — Помесь из Минина и Пожарского![64]
— А почему я? Ведь наверняка остались в живых многие из руководства исполнительной и законодательной власти?! Из МИДа или ФСБ, в конце-то концов, — попытался он, в последний раз, отвертеться от невыносимо тяжелой шапки Мономаха.[65]
— Потому что у тебя в руках находится главный символ и атрибут высшей власти, — терпеливо, как маленькому ребенку, объяснил он, с его точки зрения, данную очевидность.
— Какой еще атрибут? — непонимающе уставился на зама Афанасьев.
— Да всё такой же! — хмыкнул «пруссак». — Это только в начале прошлого века символами власти были корона, держава и скипетр, а ныне 21-й век. И символ вон, топчется в сторонке, — кивнул он на Завьялова, стоявшего неподалеку и делавшего усиленный вид, что все происходящее его не касается никоим образом.
К ним уже придвинулись и окружили плотной стеной командующие родами войск, к которым примкнули еще три человека, видимо появившиеся здесь совсем недавно. Среди мундиров с большими звездами на погонах гражданское одеяние двоих из них резко бросалось в глаза. Один из них был первым заместителем директора ФСБ Николая Пасечника — генерал-полковник Николай Павлович Тучков, сорокадевятилетний, высокий и плечистый, с безукоризненной военной выправкой, выработанной целыми поколениями славных предков. В роду Тучковых он был не то седьмым, не то восьмым генералом, но первым кто примерил на себя мундир «жандарма». Второй, носил такое же звание, но был невысокого роста, худощавый и жилистый с лицом слегка тронутым седоватой щетиной плохо выбритых щек и подбородка. На вид ему было уже далеко за пятьдесят. Звали этого человека Дмитрий Аркадьевич Барышев и занимал он должность первого заместителя недавно назначенного директора СВР[66] Сергея Покрышева. Кадровый разведчик, едва ли не полжизни, проведший на нелегальном положении, он как паук, сидящий в центре паутины, держал в своих руках нити, ведущие ко многим тайным операциям наших разведчиков за границей. Эти две фигуры, несмотря на немалые звания, одетые в цивильное приковали к себе всеобщее внимание. По служебной надобности им приходилось не раз бывать как в Центре, так и в Генштабе, поэтому их появление не стало ни для кого неожиданностью. Несмотря на то, что в русской армии всегда, еще с царских времен бытовало некое предубеждение по отношению к лицам в лазоревых[67] мундирах, к этим представителям из конторы «молчи-молчи»[68] относились все хорошо и даже по-дружески. Так как не раз могли убедиться в их профессионализме и порядочности. Третьим в этой «святой троице» был высокий, слегка седоватый, но зато отлично выбритый адмирал флегматичной внешности и с расслабленной улыбкой городского сибарита. Но внешность, как всегда, весьма обманчива. Это был матерый военный разведчик — Костюченков Игорь Олегович, кстати, первый в этой должности, носящий погоны морского офицера.
Однако появление этих новых фигур не осталось незамеченным бдительным оком «пруссака» и он тут же подошел к ним. Приветливо протягивая руку поочередно каждому, заметил, однако, не без легкого ехидства, обращаясь к Барышеву и Тучкову:
— А что же ваше начальство не почтило нас своей милостью? Или они предпочитают держать руку на пульсе времени, не выходя из своих мрачных застенков?
— Верно! — принял игру и манеру общения вмешавшийся в разговор «разведчик» Костюченков. — Совершенно верно! Именно в застенках и находится их начальство, причем, в прямом смысле слова.
— Вот как?! Интересно-интересно! И что, были причины? — уже на полном серьезе поинтересовался Рудов. Высший генералитет еще плотнее сбился вокруг них, боясь прозевать хоть одно слово, сказанное здесь.
— Да, — коротко подтвердил сказанное адмирал-шпион, ничуть не смущаясь повышенного внимания к своей никем и ничем не афишируемой особе. Их более разговорчивый коллега — Тучков, решил внести ясность, поэтому хоть и довольно кратко, но емко описал перипетии сегодняшнего утра.
— Мы с Игорем Олеговичем и Дмитрием Аркадьевичем, — тут он кивнул поочередно на Барышева и Костюченкова, — уже давненько присматривались к своим шефам
