И она верила ему, потому что такая же – обычная! Лишенная волшебства и гордости своей кровью! Я закрывала на это глаза так долго! Но когда Джозеф решил избавиться от тебя, я не выдержала! Мой долг, – слово это камнем упало между Кристофером и Дали, – защищать тебя! Только тебя и волшебство в тебе! А потом Маргарет решила закончить дело обожаемого братца – вообразила, что сможет отомстить. Не сможет! Ты не спасешь ее, даже если я отойду!
Эбигейл все это время молча наблюдала за происходящим, скользя равнодушным взглядом по обстановке комнаты и по ее бездыханной хозяйке. А Кристофер, оглушенный, раздавленный словами краты, видел только ее и Маргарет, поэтому, когда звонкий, как горный ручей, голос Эбигейл разорвал тишину, он вздрогнул.
– Но я могу.
– Что?
– Я могу спасти твою сестру, Крис.
– Нет! – Никогда прежде Кристофер не видел, как Дали превращается в пламя целиком.
Она стала огненным вихрем, в котором лишь угадывалась женская фигура. Поток жаркого воздуха толкнул его в грудь так сильно, что он не удержался на ногах и больно приложился копчиком об пол.
– Ты не посмеешь! – проревело пламя, но Эбигейл это не впечатлило.
На ее губах заиграла насмешливая улыбка, она посмотрела на Кристофера.
– Хочешь ли ты, чтобы я спасла Маргарет Мэллоун? – спросила Эбигейл.
Кристофер кинул отчаянный взгляд на сестру. Прозрачно-восковую, умирающую. Они ведь так и не помирились, он не утешил ее, не объяснил ей…
– Да.
– А что я получу взамен?
Этот вопрос, столь холодный и неуместный, не мог не вызвать подозрений, но Кристофер отмел их вмиг.
– Все, что пожелаешь.
– Я запомнила твои слова, Кристофер Мэллоун.
Эбигейл превратилась в размытое пятно, бросившись в атаку на Дали. Кристофер и подумать не мог, что она на такое способна! Спальня озарилась чередой всполохов всех оттенков, они расцветали и гасли, взрывались россыпями искр, столь яркими, что пришлось зажмуриться, иначе ослепительная мощь волшебства выжгла бы зрение. Когда это прекратилось, Кристофер осторожно открыл глаза и увидел, что крата и фэйри замерли друг против друга, пытаясь отдышаться. Платье Дали и блуза Эбигейл превратились в лохмотья – у одной разрезанные, у другой обугленные, но ни одно из волшебных созданий сдаваться не желало. Они снова бросились в бой, крата – на фэйри, а та – к Кристоферу, как подумал тот сначала, но оказалось, что к мечу.
Эбигейл подхватила клинок, пружинисто развернулась, взмахнула рукой – и Дали остановилась. Вскинула ладони к горлу, пытаясь зажать его, но между пальцев побежали рыжие, пламенные струйки крови; клинок самым кончиком прочертил смертельно-изящный порез. Крата ничком рухнула под ноги победительнице, а та, не глядя, перешагнула тело, окутавшееся пламенем, подошла к Маргарет, подхватила ее на руки и исчезла.
Кристофер остался в комнате один, бездумно глядя на пятно копоти, что осталось от Дали. Той, что была рядом с рождения. Той, что знакомила его с домашними феями. Той, что всегда защищала его. Защищала так хорошо, что убила его брата и попыталась убить сестру. Которые, оказывается, собирались убить его самого.
Феи, как и фэйри, не могут лгать. Дали либо говорила правду, либо верила в нее, но Кристофер поверить не мог: ладно Джозеф, но Маргарет? Малышка Маргарет?..
* * *
Луна давно закатилась. Над Мэллоун-холлом занималась заря нового дня. Совсем скоро солнце поднимется так высоко, что заглянет в окна спальни, где на кровати, аккуратно укрытая одеялом, спит Маргарет. Живая. Невредимая. Дышащая ровно и спокойно. Эбигейл сказала, что напоила ее из Родника Исцеления, и почему-то поморщилась при этом, но Кристофер не придал этому значения. Он прикрыл дверь и задумчиво посмотрел на ладонь, вспоминая.
– Ну что ж, пожмем друг другу руки на прощание? – Эбигейл протянула ему ладошку.
Он взялся за нее, аккуратно сжимая хрупкие холодные пальчики. Фэйри улыбнулась, и тотчас словно раскаленные добела иглы пронзили кисть Кристофера. Он дернулся, но Эбигейл держала крепко.
– Что ты… – Хриплый от напряжения голос едва не сорвался, изо всех сил Кристофер сдерживался, чтобы не закричать.
– Цветок на память. – Фэйри прекратила пытку и неожиданно ласковым прикосновением смахнула пот с его лба. – Чтобы ты не забыл о своем обещании.
На ладони черными нитями проступал цветок наперстянки. Пока он был нечетким, бутоны – плотно сомкнутыми, но в том, что это именно наперстянка, сомневаться не приходилось.
В следующий миг она исчезла – просто пропала, оставив в коридоре аромат ванили и десятки вопросов без ответов. Кто она? Зачем приходила? К нему или их встреча случайность? Зачем стребовала с него обещание? Зачем наградила наперстянкой, что значит этот цветок?..
* * *
– Вы уверены?
От тона, каким был задан вопрос, главу Специального Отдела Полиции Ее Королевского Величества прошиб холодный пот. Этот тон не сулил ничего хорошего.
А как соблазнительно выглядела сделка в самом начале! Просто отправить инспектора в поместье для проверки загадочной смерти. Просто получить вполне определенный отчет. Просто посоветовать Кристоферу Мэллоуну, обвиняемому в смерти брата, адвоката. Совершенно определенного адвоката. Но инспектор принес совсем другую информацию, да еще провел через канцелярию – теперь проще убить глупца, чем подменить бумаги!
– Абсолютно, – потея, признался глава отдела и приготовился к худшему, но вместо этого его собеседник хмыкнул.
– Но письма-то он нашел? Привез?
– Да. – Облегчение в голосе скрыть не удалось, да и зачем?
Достав из потайного ящика стола перевязанные тонкой бечевой письма, он выложил их на стол. На самом верхнем значилось: «От мистера А. сэру Джозефу Мэллоуну».
– Надеюсь, вам и вашему бесполезному инспектору хватило ума не читать их? – поинтересовался собеседник, не иначе как проследив за взглядом главы отдела.
– Конечно.
И снова хмыканье. Наконец, пересчитав конверты, посетитель поднялся.
– До встречи, сэр Тоумни, – улыбнулся он.
– До встречи, – вымученно улыбнулся глава отдела, про себя молясь, чтобы этого златокудрого красавца с янтарными глазами где-нибудь по пути домой сбила карета.
Часть 2. О том, как важно читать письма [из дневника Кристофера Мэллоуна]
Запись 1
Чем пахнет август?.. Спелыми яблоками, медом, подсушенным сеном, свежим розовым утром? Быть может. Но для меня август пропах пылью, старыми книгами, чернилами и бумагой.
Все, что меня окружало до отъезда в университет Нолидж, – тишина библиотеки и сотни книг по магическому искусству, но ответа на свой вопрос я в них не нашел. Цветок наперстянки жег ладонь, а я не знал, как от него избавиться. Я засиживался за ветхими томами до ночи, узнавал новое о своей природе, своих возможностях, о фэйри, но не о том, как разрывать с ними договоры. К концу лета я отчаялся найти ответ в домашней библиотеке и поэтому с нетерпением ждал возвращения в университет. Собрание книг старейшей альма-матер страны во много раз превосходило то, что успела собрать наша семья.
В наше время фэйри и эльфы считались вымыслом, красивой легендой, которую сочинили аристократы из Палаты Лордов, чтобы лишний раз подчеркнуть свой особый статус. Даже мой собственный брат придерживался этих взглядов! Но я жалел, что прошлое ушло… Если бы не случился раскол, столь многое стало бы иным! Июльские события вернули мне надежду, но поступок фэйри пошатнул ее… Знал бы я, чем обернется наше знакомство и ее исчезновение! Какую боль это принесет – и мне, и ей, и другим людям! Если бы я знал…
Провожали меня мать и отец. Он – как всегда собранный и спокойный, она – кроткая. Сестры не было. Маргарет даже к завтраку не вышла, продолжая меня избегать. Она не знала, что я спас ей жизнь. Ей было плевать, что я защитил целый город. Так и сказала: «Мне плевать!» – и захлопнула дверь. Что ж… этого следовало ожидать. За последний год ее отношения с Джозефом стали только теснее, а я… я получал письмо в месяц, в то время как брат – четыре. По одному в неделю.
– Обещай приехать на День Явления! – Мать порывисто обняла меня.
Отец поджал губы, но ничего не сказал.
– Посмотрим, – уклонился я от ответа. – Не хотелось бы опоздать на поезд и ночевать на постоялом дворе среди клопов и тараканов.
Мать разомкнула объятия и даже отступила на шаг, а я неожиданно почувствовал легкий укол вины. Все-таки она потеряла Джозефа, разве не стоило мне быть добрее?
Как только карета отъехала от особняка, я стянул надоевшие перчатки и в который раз принялся рассматривать наперстянку на ладони. Она была живой: ночью бутоны смыкались, утром – распускались. Иногда листочки, прорисованные до малейшей прожилки, трепетали на невидимом ветру. А еще она
