Но… мой дом, мои вещи…
Хотя она и понимала, что забрать их уже не представится возможности, но было так обидно. До боли в сердце, до слез! И пока они бежали через деревню, гонимые криками жителей из окон или других, кто знал, что должно было случиться ночью, Мара то и дело стирала свободной рукой слезы.
Она ведь правда не была злой. Просто женщина, которая любит секс. Что еще хуже ‒ это её природа, она ничего с этим сделать не могла. Это потребность, как у людей еда и сон. Она никому не желала зла, а творила своими руками и прелестями в придачу дорогу в рай. Часовой, а то и больше рай, где люди, которые сейчас обзывали её шлюхой, выкрикивали её имя и оставляли свои метки на теле.
И сейчас вот так…
Она плакала, и мир расплывался в глазах. Она бежала лишь за Сайманом, верила его крепкой руке и ему, который не позволял полудемону наткнуться на преграду. И лишь когда пальцы ног через босоножки стали чувствовать траву, Мара сфокусировалась на окружении. Крики еще были позади, но они не преследовали, а издающие их следили за тем, чтобы женщина не посмела вернуться. Не посмела даже шагу сделать:
‒ Проваливай!
‒ Если мы увидим тебя, бросим в темницу!
‒ Потаскуха!
Как обидно! За что с ней так? Просто, за что?
‒ Отпусти! ‒ Мара резко остановилась, вырывая руку из хватки Саймана, после чего опустилась на корточки и, обняв себя за ноги, спрятала лицо, уткнувшись в коленях, выплескивая всю обиду наружу. ‒ Это всё ты, Сайман! Пока тебя не было, все было хорошо! Ты разрушил мою жизнь! Это ты их настроил против меня!
Нет, конечно нет. И Мара это знала. Но сейчас всю несправедливость, которую она чувствовала, которая переполняла её, хотелось выплеснуть хоть на кого-то! Действительно, пока Сая не было, все просто терпели Марвало, а вот с его приходом люди ждали чуда в виде исправлении образа жизни фейри, а не получив ожидаемого, просто психанули.
‒ Куда мне идти?! ‒ выла Мара. ‒ У меня там все осталось! Деньги, одежда! Мои игрушки и украшения!
Сайман стоял над ней какой-то потерянный. Ее слова больно ударили ему в сердце. А что, если он действительно виноват, и все это ‒ именно то, что преследовало его всю жизнь ‒ теперь переключилось и на других, дорогих ему людей. Он ведь правда хотел только помочь ей, а никак не жизнь разрушить. И как теперь успокоить ее, тоже не знал. Какие слова подобрать? Для него деньги и все остальное были лишь чем-то мирским, что совсем неважно для духовного человека.
‒ Прости, ‒ только и мог он сказать. А что ещё ему говорить? «Это все козни Грот, которой я был обещан глупым отцом, и каждая попытка избежать своей участи оборачивается катастрофой»? Глупое оправдание.
Опустившись на корточки рядом, Сайман не придумал ничего лучше, кроме как обнять Мару. Просто молча гладил подругу по спине, позволяя выплакать всю обиду. После всего он ее не бросит. Если Мара захочет, возьмёт ее с собой в свое странствие. Он по-прежнему будет пытаться ее исправить, а она ‒ соблазнить его, но, по крайней мере, она не будет одна. А уж как защитить ее от Грот, он придумает. В конце концов он может просто покориться воле богини, чтобы она больше никому не вредила.
‒ Да что мне твоё «прости», глупый монах? ‒ выла Марвало, но руками своими крепко схватилась за зеленую ткань мантии Саймана. ‒ Что мне делать дальше? Как жить? Куда мне податься? ‒ Она прижималась к жрецу. Боялась… Он тоже её покинет. Он тоже бросит, тоже уйдет. Зачем она ему нужна? Будь другой мужчина, удержала бы своей привлекательностью и «раем», как она это называет. Только Сайману это все было не нужно. ‒ Ты дурак, Сайман! Глупый и самовлюбленный святоша!
Кричала, плакала, но не отпускала его. Он тот, кто принимал её такой, какая она есть. Он тот, кто был рядом, даже (особенно) когда его не просили. По-своему Мара дорожила этим человеком. Он был хороший, добрый. Как бы ни ругала его, не могла этого отрицать. Два месяца, и лишь благодаря ему, сравнивая с ним, Мара стала понимать, как к ней относились люди. Не видела в них ненависти. Как оказалось, просто не хотела видеть? Но Сайман относился к ней…
…иначе.
Сколько она так плакала, жалась к нему впервые без намека на склонение к связи, не знала. Просто сидела и успокаивалась под рукой жреца, вслушиваясь в его дыхание и чувствуя его тепло. Но лес, в котором они оказались, накрылся тьмой ночи, и переводя взгляд с мантии вперёд, Мара поняла, что ничего не видела. Кажется… она успокоилась.
‒ Что мне теперь делать, Сай? ‒ шмыгнув носом, спросила Мара, отрывая лицо от груди жреца и смотря на него. Сколько разочарования было в её взгляде, сколько обиды… Но сейчас эта женщина напоминала потерянного ребенка, который и шагу не мог сделать без взрослой руки. Забавно… В подростковых шалостях эта взрослая фейри была первая, а вот настоящие и взрослые проблемы её напугали.
‒ Пошли со мной, ‒ просто предложил Сайман, как и собирался. Странная из них парочка путешественников получится, конечно, но что ещё им делать? Видя, что она наконец успокоилась, он вытер ее щеки от слез своими крупными ладонями и помог подняться, снова беря за руку и уводя подальше от деревни, будто она уже согласилась уйти с ним. Над головой зажёгся маленький огонек, который освещал им дорогу в опустившейся на лес тьме. ‒ Найдем место для ночлега, а с утра пойдем дальше. За Старческим лесом есть ещё одна деревня, купим там все необходимое. А о еде не переживай, Мигу не оставит нас в беде.
Идти по лесу в кромешной темноте ‒ затея не из лучших. И пусть им светил огонек, но лучше не рисковать ночью в землях, о которых они мало что знали. Предложив остановиться на первой же полянке, Сайман подвёл Мару к дереву, усадил в корнях, впервые отпуская ее руку, но ему нужно было подготовить все. Короткими молитвами он вырастил лежанки из мха и небольшой шалаш, где они могли бы поместиться вдвоем, чтобы защититься от диких зверей, которые здесь обитали.
‒ Ты голодна? ‒ спросил он, боясь, что вновь может подняться нехорошая тема. Посмотреть на Мару он также боялся. Его
