Книга Несудьба - Эллин Ти

– Боюсь, тренер и команда не оценят, если я пойду гулять с одним из соперников как раз в период важнейших игр, – отодвигаюсь от него, упираясь спинкой стула в стену. Я в ловушке, вот же…

– Только это тебя останавливает? – Он спрашивает это с какой-то странной эмоцией, я не успеваю уловить. В моменте мне кажется, что он надо мной насмехается, и меня тут же прорывает на справедливость.

Чтобы выбраться из ловушки и слишком навязчивого аромата его парфюма, встаю на ноги и складываю руки на груди. Сереже тоже приходится подняться, он даже заинтересованно поднимает брови, явно намереваясь услышать какую-то крутую историю, но-о-о-о… Я выдаю самый банальный, но правдивый ответ. Где беру на это силы и смелость, не знаю, но вдыхаю побольше воздуха и говорю:

– Я не пойду с тобой гулять по той же причине, по которой я не реагирую и не собираюсь реагировать на твои комплименты и любые другие слова в мою сторону, Сереж. Слишком поздно. Два года назад я бы радовалась этому как дура, но не сейчас. Так что давай сделаем так, чтобы на этом вашем выезде единственное, что будет нас с тобой сталкивать, – это твоя стремительно восстанавливающаяся нога. Хорошо?

Он молчит несколько секунд. Смотрит прямо в глаза, думает о чем-то, наверное, прищуривается немного, а потом выдает лаконичное:

– Нет.

Глава 10

Сережа

Она очень наивная, раз всерьез думает, что я так просто могу ее отпустить и потерять во второй раз.

Я же вижу, что она скучала. Вижу, как смотрит, замечаю, как пальцы у нее от волнения дрожат. И только эти эмоции мне не дают опустить руки. Пока глядя в глаза не скажет, что я не нужен, что не скучала, – не отстану. А если скажет… Попробую добиться и сделать так, чтобы передумала.

Я настроен серьезно. У меня было целых два года, чтобы подумать о своем поведении и принять тот факт, что любимых отпускать нельзя. «Если любишь – отпусти», – чушь какая-то. Если любишь – держи крепко и делай все, чтобы она не хотела уйти.

Я думал, что у меня перегорело к ней. Я двадцать четыре месяца, даже больше, над собой работал, пытался отпустить и сделать все, чтобы не жалеть о том, что не смог добиться. А как увидел ее – пропал вообще… Просто рухнул в бездну ее глаз сразу же и вообще не хочу выбираться оттуда. Даже несмотря на то, что она старательно выталкивает меня.

– Ален… – начинаю, но она перебивает меня. У нас не клеится этот разговор, и я ее не виню. Сам виноват, самому и разруливать. Прорвемся, главное – стену ее сломать, а дальше все проще будет.

– Сергей, мы с вами закончили, вы можете идти, – говорит командным тоном, как будто я вообще чужой и незнакомый ей человек. Мы стоим катастрофически близко друг к другу, она упирается спиной в стену, и ей некуда убегать. Мне нужно только немного наклонить голову, чтобы ее поцеловать, но желание объясниться все-таки берет верх над поступками.

– Я не готов тебя терять, Алена, – шепчу тихо, прямо у ее губ, и чувствую, как она дрожит.

– Ты уже потерял, – добивает меня, но я наклоняюсь и целую ее, послав эту Вселенную к черту. Касаюсь губ едва ощутимо, и поцелуем назвать толком нельзя. Я жду, что оттолкнет, накричит на меня, будет драться, но не происходит ничего. Ни-че-го!

Она просто замирает и дышит так тяжело, что мне хочется подарить ей весь воздух в этом долбаном мире.

Почему она не отталкивает? Говорила же, что я не нужен. Что потерял. Что поздно.

Никогда, черт возьми, не поздно.

– Никому не отдам, – шепчу еще раз и впечатываюсь поцелуем крепче, но не успеваю даже ощутить вкус ее губ, как слышу стук в дверь и чувствую, как Алена отталкивает меня, приложив к этому немало усилий.

Твою. Мать.

Кого там принесло?

Алена вытирает губы тыльной стороной ладони, и у меня от этого движения внутри лава вскипает.

– Входите, – говорит чуть охрипшим и дрожащим голосом, а мне орать хочется, чтобы валили отсюда и дали нам еще несколько минут наедине побыть. Но понимание, что дрожит она из-за меня, немного гасит огонь внутри. Значит, и у нее горит, не забыла, значит!

Алена отходит к своему столу, поправляет волосы и мешкает, а я стою на месте, выражая пришедшему все свое недовольство.

Потому что тот, кто нам помешал, – тот самый Максим из «Титана», который Аленку в коридоре перед игрой обнимал. Я его запомнил, потом фамилию и имя в составе команды увидел. С тех самых пор меня раздражают имя Максим и фамилия Старцев.

– Малышка, все в порядке? – спрашивает он. «Малышка». Как мило. Несмотря на то, что у нее фамилия Малышкина и так ее каждый второй называет, сейчас это раздражает безумно. Малышка, блин…

Он подходит к ней слишком близко, и я уже гоняю в голове мысли по поводу того, что мне сделает Палыч, если я затею драку в кабинете врача команды соперника прямо во время серии выездных игр… Вряд ли будет сильно рад, да? Скорее всего, конечно. Ну а что делать, если бесит?! У меня кулаки чешутся, и это чуть ли не сильнее, чем желание остаться в команде.

Торможу себя только потому, что понятия не имею, в каких они отношениях. Если этот Максим – ее парень, то у нас проблемы. Я вроде как хорошим парнем для нее быть должен, а не разлучником. С другой стороны, она сама меня не оттолкнула, значит, что-то да чувствует.

У меня кипит мозг. Можно как-то попроще все? Я бы приехал, увидел ее, она бы сказала, что скучала, поцеловались бы – и жили долго и счастливо. Нет, черт возьми, как обычно, все через одно место! Место, где куча проблем.

– Все в порядке. Молодой человек травмировался, ставила укол, он уже уходит.

Засранка.

– Да, уже ухожу, – выдавливаю из себя и на чистой злости выхожу из кабинета, психуя оттого, что они там остались вдвоем. А я знаю, что можно делать вдвоем в пустом кабинете. И мне капец как не нравится, что с ней там сейчас не я.

Меня резко подбрасывает. Я до последнего держался и пытался быть спокойным, но тут все, финиш. Стоило только на мгновение ее поцеловать, так сразу крышу снесло.

Как отпустить-то теперь ее?