Однажды мы затеяли с ним совместную работу — на основе старинных фотографий, которые мы оба любим (мы вообще почти все любим совместно). Рисование (во всяком случае, для меня) — это вещь очень интимная, это не на пианино в четыре руки. Я, даже будучи студентом, не мог терпеть, когда преподаватель принимался править своей рукой поверх моего рисунка — куда он лезет? И ждал я начала этого процесса с некоторым страхом — вдруг не пойдет? Мы работали лихорадочно быстро, вообще не разговаривая — обмен информацией происходил на энергетическом уровне. Мы сделали удивительную серию под названием «Анатомия памяти». Смело могу хвалить, потому что это не мое, а наше. Человечество просто еще не разглядело плод нашего труда. У него пока не было возможности. Вот мы умрем — и мир ахнет.
А по поводу картин моего друга — не знаю, как о них писать, это дело искусствоведов. На картины надо смотреть. Я смотрю на них каждый день — у меня ими увешан дом. И мне делается лучше. А расхваливать очевидное — зачем?
Имеющий глаза да увидит.
ЖИЗНЬ В РАЮ
Вы слышали про такое место на карте — Палау? Я вам помогу: найдите Филиппины и двигайтесь по глади Тихого океана направо — уткнетесь в группу крохотных островков. Население страны — 16000 человек (так что их президент, по нашим меркам, — председатель ЖЭКа), язык — аутентичный, островной, температура воздуха — 32 градуса, воды — 30, солнце восходит ровно в шесть утра и заходит в шесть вечера, и так круглый год — экватор. Дальше — сложнее: как мне описать вам невероятный, нечеловечески лазурный цвет океана, гладкого, как стекло? В океан, насколько хватает глаз, посажены острова, островки и островочки. Отличаются они только размерами, форма у всех одинаковая, больше всего это похоже на грибок — высокая круглая шляпка, сплошь покрытая темно-изумрудными непроходимыми зарослями, и короткая скалистая ножка — приливы и отливы подточили основания островков равномерно со всех сторон. Вот интересно — приливы и отливы есть везде, а островков такой формы я не встречал нигде в мире. Все это залито тропическим солнцем, и от картины исходит ощущение удивительного покоя и гармонии. Представляете себе? Ни черта вы не представляете!
Мой знакомый родился в израильском кибуце, к концу семидесятых имел кое-какой бизнес, в начале восьмидесятых продал все, купил маленькую парусную яхту и вдвоем с женой отправился в плавание в поисках рая на земле. Они путешествовали четыре с половиной года. Они побывали на Галапагосах и острове Кокос, в Австралии и на Соломоновых островах, на Сейшелах и Мадагаскаре, в Новой Гвинее и на Багамах. Они объехали весь свет. И бросили якорь в Палау. И знаете что? Я бывал практически во всех местах, которые они посетили. И я понимаю их выбор — такой позитивной энергетики я не ощущал нигде. Она исходит от воды, земли и местных жителей, которые веселы и застенчивы. И еще от неба — нигде я не видел таких закатов. Сегодня мой приятель — владелец крупнейшего дайв-центра и большого дома на горе. Налог на бизнес в государстве Палау — четыре процента (независимо от того, как он у тебя идет). За спутниковый интернет, правда, приходится платить под три тысячи долларов в месяц — стекловолокно туда не протянули. Если бы не бизнес — на хрена этот интернет там был бы нужен? В океане — потрясающая рыбалка и очень красивый дайвинг, особенно в часы приливов и отливов — на сильном течении. Во всех мировых подводных заповедниках за последние десять лет количество всего живого катастрофически сократилось. Настолько, что не хочется туда возвращаться. В Палау этого не произошло — не пускают они к себе китайских браконьеров, и все тут. Так что страна маленькая, но гордая. Гражданином ее, кстати, ты можешь стать только в том случае, если в тебе течет кровь аборигена. Даже если ты в ней родился — это ничего не значит.
Ранним утром мы идем на катере — нырять. На одном из островков вижу деревню — шесть домиков, крытых пальмовым листом, лодки, у берега плещутся дети. «Интересно, — думаю я, — а они знают, что живут в раю?»
ПОСЛЕДНЯЯ РЫБАЛКА
Не замечали ли вы, господа, одной любопытной жизненной закономерности? Получение удовольствия состоит из собственно процесса и сопутствующих предметов (для рыбалки — снасти, для охоты — ружья и т. д.). Так вот, чем больше у тебя становится сопутствующих предметов и чем лучше их качество, тем реже ты обращаешься к процессу получения данного удовольствия. Не замечали?
Первая моя удочка была из бамбукового прутика и стоила 50 копеек. Я забрасывал ее в каждую лужу и находил там рыбу. Было мне лет шесть-семь, наверное. Вторая удочка, уже взрослая, тоже, правда, бамбуковая, но составная, трехколенная, стоила уже четыре тридцать (деньги!), была, конечно, несравненно больше и лучше, но — на рыбалке я оказывался уже не так часто. Не каждый день. Потом пошли спиннинги, катушки, телескопы, японские лески… А на рыбалку я выбирался реже и реже. И все же был для меня один святой день в году — в районе девятого мая. Это время, когда плотва собирается на нерест и клюет как бешеная. И было любимое место — река Шоша по Ленинградке, километров сто десять от Москвы. Там трасса вдруг вырывается на длиннющую дамбу, слева и справа — бескрайняя водная гладь, Шоша сливается с Волгой, и всегда у меня от этого вида захватывало дух. Я оставлял свой «Жигуль» на обочине (тогда еще было можно, не было никаких отбойников), надевал рыболовные сапоги, забирался в прибрежную траву насколько мог и весь день ловил восхитительную серебряно-черно-красную шершавую плотву. Годы шли, но традиция жила.
И вот я купил себе восхитительную надувную лодку. Маленькую, одноместную, удобную. Снастей к этому моменту у меня уже было невероятное количество, а на рыбалку я выбирался практически раз в год — как раз на Шошу. Какой-то противный голос из глубин подсознания нашептывал мне, что этой покупкой я вбиваю последний гвоздь в крышку гроба своего юношеского увлечения, но соблазн оторваться от берега и выгрести на водное зеркало к дальним островкам осоки был так велик! Я еле дождался мая.
Накануне я даже не ложился — собирал снасти. Да и ночи-то в это время года практически нет — только стемнело, и вот уже светает. Выехал часа в четыре утра. Путь, надо сказать, неблизкий — почти половина Окружной, потом подмосковная Ленинградка, потом город Клин, который никак не объехать, и только потом — финишная прямая. Добрался до места, встал на обочине, надул лодку и понял, что весла остались дома. Даже отчетливо вспомнил где — у ворот гаража. Лодка без весел — машина без колес. Знаете, что я сделал? Стиснул зубы, выпустил из лодки воздух, убрал ее в багажник, развернулся и поехал домой за веслами. Вернулся я на Шошу уже в начале одиннадцатого. Все равно, плевать. Я снова надул лодку, сложил в нее чертовы весла и снасти и поволок ее по травяному склону к воде. И уже у самой воды услышал страшный звук: лодка шипела. Громко. Она наделась боком на единственную в округе арматурину, торчавшую из земли. Это был приговор. Законы устройства мира оказались сильнее меня. И тогда я медленно свернул уже бесполезную лодку, разобрал удочки, сложил все в багажник и поехал домой — никуда не торопясь.
