твари. Игорь смотрел на катушку лески на своей ладони, подбрасывал её и ловил снова, пытаясь поймать начавшую оформляться мысль.
«Мы чего-то не видим», — так всегда говорят следователи в кино, пытаясь вычислить преступника. Игорь ощущал себя в таком же положении: ожидаемое озарение никак не наступало.
— Я чего-то не вижу, — сказал он вслух и вздрогнул.
Секунду назад он был в растерянности, а сейчас мысль возникла сразу как единое целое. Игорь вдруг понял, что именно должен сделать, и ему стало жутко. Потом он медленно засунул руку в карман джинсов, вытащил дедушкин ножик и раскрыл его.
6
Самым сложным было сохранять спокойствие и неподвижность.
— Коооо…вааааааа…хоооооооо… — донеслось издалека, словно позывные радиостанции.
Он лежал на песке, раскинув руки, солнце просвечивало сквозь веки красным и его била дрожь. Хлопанье крыльев приближалось и завершилось скрипом песка под лапами.
«Если она поймёт, что я притворяюсь, она просто прыгнет и вцепится мне в горло… Надо просто ждать… поймать момент». Шорох песка. Перед закрытыми глазами мелькнула весёлая и улыбающаяся мама, в центре семейного застолья, а рядом с ней бабушка. Потом возник отец, и в голове Игоря всплыла его фраза. «Когда ты целишься, ты не должен думать о том, что хочешь попасть в центр мишени. Ты должен просто задержать дыхание и потянуть спусковой крючок. И ничего больше».
Скрип песка совсем близко, хлопанье крыльев. Вонь. Песок скрипел часто, и он понял, что тварь передвигается на четвереньках.
«…просто задержать дыхание и потянуть спусковой крючок…».
Он не знал, сможет ли притворяться дальше, если это существо сядет ему на грудь. Он почти перестал дышать. Ему казалось, что он видит, как это чучело подбирается к нему, рассматривая лежащее на песке тело, а потом, убедившись в его беспомощности, протягивает к нему лапу. Запах становился всё гуще.
«…просто задержать дыхание…»
Он почувствовал, как его хватают за куртку на груди, как один из когтей прорывает ткань и впивается через майку прямо в тело. Тварь пыталась приподнять его. Может, чтобы понять, жив он или мёртв. А может, чтобы удобней было перегрызть горло.
«…и потянуть спусковой крючок…»
Он широко открыл глаза и вцепился левой рукой в жёсткий мех на груди существа. Глаза чудовища широко раскрылись, и в этот момент правая рука Игоря с зажатым в ней камнем, описав дугу, ударила тварь в висок. Он успел ударить ещё раз, прежде чем правая лапа существа сомкнулась на его горле. Он успел вцепиться левой рукой в лапу существа на своей груди, а правой бил и бил его камнем в голову. Он чувствовал, как когти впиваются в шею, сразу стало невозможно вдохнуть. Тварь то пыталась навалиться на него, то встать на задние лапы, то увернуться от ударов камня, испуская звуки, средние между рычанием и громким кашлем. Оскалив зубы, она попыталась вцепиться ему в лицо.
Игорь отпустил левую лапу и схватил тварь за шею. Теперь чудовище душило его двумя лапами. Перед глазами всё было красным, в ушах звенело, существо скалило зубы, а он лупил и лупил его по голове ставшим совсем неподъёмным булыжником.
Всё кончилось внезапно. Тварь судорожно дёрнулась, раскрыла и тут же сложила крылья и от очередного удара повалилась набок.
7
— Как бы я хотел прирезать тебя, мразь!
Игорь подумал, что разговаривает сам с собой, наверное, просто, чтобы не сойти с ума. Он сомневался, что это существо может понять русский язык.
— Я надеюсь, у тебя крепкий череп, Гарпия Горгульевна, и я не убил тебя.
Он поймал себя на том, что копирует уверенный тон среднестатистического героя боевика. Так было легче. Говоря все эти небрежные фразы «крутого мужика», он не давал себе раскиснуть. Он осознавал, что для последних нескольких часов с ним случилось слишком много страшного, и опасался совершить промах. До сих пор ему везло и он сможет выжить, только если не начнёт паниковать и ошибаться. Вот он и говорил с этой тварью и сам с собой тоном Шварценеггера, словно у него за спиной «калашников», а рядом стоит отец с парой друзей.
— Ведь ты, красавец, мой обратный билет, так что пока живи.
После того как Игорь оторвал лапы чудовища от своего горла и наконец смог прокашляться, в первый момент он действительно хотел даже не прирезать, а забить этого монстра камнем насмерть. Но вовремя остановился. Теперь он боялся, что повредил голову твари настолько, что та не сможет взлететь. Вполне земная кровь красного цвета засохла на половине морды, один глаз заплыл.
— Хоть жизни ты и не заслуживаешь…
Из кожаной куртки он заблаговременно, до драки, нарезал несколько ремешков. Передние лапы твари он, придя в себя, сразу же связал ей спереди. Между ступнями задних привязал в качестве распорки ту самую торчавшую из песка бедренную кость. Возясь с этой костью, он и начал беседовать вслух то ли с собой, то ли с этим летучим людоедом.
— …Но мне ты ещё пригодишься.
Он вспомнил кое-что из читанной в прошлом году книжки по морским узлам. Кроме того, рядом с первым коньком (с ботинком) он неожиданно нашёл второй, парный (но без ботинка), связал их куском скакалки и соорудил из них для твари нечто среднее между намордником и рыцарским забралом. Сложнее всего было с толстенными когтями — ни срезать, ни обломать их было невозможно. В конце концов он примотал леской пальцы монстра друг к другу, а поверх когтей навязал кусков кожи. Но не на узлы и не на все эти смехотворные путы он надеялся. Игорь завязал двойную леску на основании «третьего глаза» монстра и надеялся, что таким образом сможет пресекать все его попытки освободиться. Концы лески он связал таким образом, что получилось нечто вроде повода, обмотанного в месте хвата куском кожи, чтобы леска не резала руку. Из кожи он соорудил свободный пояс и ошейник для твари. Нельзя сказать, чтобы эти поделки из старой кожаной куртки выглядели надёжными, но это было лучшее, что он мог сделать.
К пробуждению твари он постарался подготовиться, и всё равно оно было пугающим. Резкий выдох, утробный кашляющий рёв и рывок. Он стоял у существа за спиной, готовый к чему-то подобному, и всё же еле успел вскочить очнувшемуся монстру на спину, между сложенных крыльев, поставив ноги на пояс, левой рукой ухватившись за ошейник. Правая рука сжимала поводья из лески.
Игорь никогда не ездил верхом и не представлял, что это такое — сидеть на живом существе,
