В кармане зазвонил сотовый. Этот номер знали немногие, и Николай дал своей секретарше Катерине строгий наказ — соединять только в случае крайней необходимости. Он поднялся и отошел к задней двери.
— Да?
— Господин, вас спрашивает Ибрагим Беюми, — сказала Катерина.
— Ибрагим… кто?
— Археолог из Александрии. Я бы не стала вас беспокоить, но он говорит, что дело срочное. Они что-то нашли. И решение нужно принять незамедлительно.
— Хорошо. Соедини.
— Да, господин.
Щелчок. И уже другой голос.
— Мистер Драгумис, это Ибрагим Беюми. Из Совета по древностям…
— Я знаю, кто вы. Что вам нужно?
— В прошлый раз вы предложили оказать спонсорскую помощь и были так щедры…
— Вы что-то нашли?
— Некрополь. Захоронение. — Египтянин перевел дух. — Судя по описанию, нечто похожее на Царский склеп в Эдессе.
Пальцы сжали телефон. Николай повернулся спиной к собранию.
— Вы нашли могилу македонского царя?
— Нет, — поспешно ответил Ибрагим. — Пока у меня есть только описание. Я не могу сказать, что там, пока не взгляну сам.
— Когда вы это сделаете?
— Завтра утром. При условии, что смогу обеспечить финансирование работ.
За спиной у Драгумиса гремел зычный голос проповедника.
— «И услышал я одного святого говорящего, и сказал этот святой кому-то, вопрошавшему: „На сколько времени простирается это видение о ежедневной жертве и опустошительном нечестии, когда святыня и воинство будут попираемы?“» Долго ли еще нам терпеть? Долго ли еще расплачиваться за грех Деметрия? Помните, это было написано за триста лет до совершенного Деметрием греха.
Николай прижал трубку к уху и постарался сосредоточиться.
— То есть деньги нужны вам еще до осмотра находки? — усмехнулся он.
— Ситуация не совсем обычная. У строителя, того, что сообщил о захоронении, больная дочь. Он согласен указать место только после того, как получит свою долю.
— Вот оно что. — Бакшиш. Как всегда. — Сколько вам потребуется? На все?
— В денежном выражении?
Николай раздраженно скрипнул зубами. Что за люди!
— Да, — процедил он, показывая, что терпение его на пределе. — В денежном выражении.
— Это зависит от размеров захоронения, времени, которое потребуется для работ и…
— В американских долларах. Тысячи. Десятки тысяч, сотни тысяч. Сколько?
— Ну, обычно в таких экстренных случаях… шесть или семь тысяч долларов на неделю.
— И сколько недель?
— Это зависит…
— Одна? Пять? Десять?
— Две. Три, если нам повезет.
— Хорошо. Знаете Елену Колоктронис?
— Археолога? Да, мы с ней встречались пару раз. А что?
— Она сейчас на раскопках в Дельте. Катерина даст вам контактный номер. Пригласите ее завтра. Если она поручится за вашу находку, то наша компания даст вам двадцать тысяч долларов. Полагаю, этого хватит и на раскопки, и на больных детей.
— Спасибо. Вы очень щедры.
— Поговорите с Катериной. Она сообщит вам наши условия.
— Условия?
— Вы же не думаете, что мы будем давать вам деньги без всяких условий?
— Но…
— Я уже сказал, поговорите с Катериной. — Он захлопнул крышку.
— «И сказал мне: „На две тысячи триста вечеров и утр; и тогда святилище очистится“». Две тысячи и триста дней! — воскликнул проповедник. — Две тысячи и триста дней! Но это не оригинальный текст. В оригинале говорится о «вечерах и утрах жертв». А эти жертвы приносились раз в год. Две тысячи и триста дней означают на самом деле две тысячи и триста лет. Кто скажет мне, сколько лет прошло со времени прегрешения Деметрия? Не знаете? Тогда позвольте мне сказать вам. Это две тысячи и восемь лет от года рождения Господа нашего. Это сегодня. Сегодня пришел час очистить наше святилище. Так сказано в Библии, а Библия не лжет. И помните, это было предсказано пророком Даниилом за шестьсот лет до рождения Христа. — Он вскинул руку. — Так здесь написано. Наше время пришло. Вы — избранное поколение. Вы назначены Богом, дабы исполнить волю Его. И разве кто посмеет отвергнуть Его призыв?
Собравшиеся переглядывались, взволнованно перешептывались, и Николай наблюдал за ними с глубоким удовлетворением. Да, их время настало. Его отец готовился к этому сорок лет, а он сам уже пятнадцать. Во всех деревушках, селах и городках у них были свои люди. В горах заложены склады оружия, продовольствия и воды. Ветераны югославских войн подготовили солдат к ведению партизанской войны. У них есть сочувствующие в местных и центральных органах власти, разведчики в армии, друзья в международном сообществе и опора в македонской диаспоре. Уже развернута пропагандистская кампания. Подконтрольные радио и телевидение пробуждают национальный дух, газеты публикуют истории, демонстрирующие примеры героизма и самопожертвования македонцев, разоблачая здесь же невиданную жестокость афинских властителей и стиль их жизни, отличающийся непомерной роскошью. Все это работает на общее дело. Злоба и ненависть распространяются по всей северной Греции, захватывая даже тех, кто не симпатизирует сепаратистам. Гражданские беспорядки, волнения, межэтнические стычки… Все признаки надвигающихся потрясений. Но этого недостаточно. Одного желания мало. Революции нужны люди, доведенные до такого состояния, когда они жаждут мученичества. Дай сигнал к выступлению сейчас, и все закипит, всплеснется волной, но уйдет в пшик. А реакция последует быстро. Греческая армия займет улицы, бизнес окажется под прессом расследований, семьям станут угрожать. Дальше — выборочные аресты, избиения, контрпропаганда. Они будут отброшены на годы назад. Нет, прежде чем начинать, им нужно кое-что еще. Нечто особенное. Символ, знамя, под которым македонцы будут готовы сражаться и умирать.
И кто знает, может быть, этот телефонный звонок из Египта и есть сигнал о том, что такой символ уже найден.
2
Офицер все еще говорил по телефону. Разговор затягивался. Египтянин взял ручку и листок бумаги, вышел из будки, списал регистрационный номер джипа, вернулся в будку и продиктовал данные тому, кто был на другом конце провода.
Ключ торчал в замке зажигания. Попытаться прорваться? Если Хасан доберется до него, ему все равно конец. Нокс оценил ситуацию. Солдаты оживленно болтали и, казалось, не обращали на него никакого внимания, но он понимал, что все изменится в одно мгновение, как только они услышат звук мотора. Угрозы террористов-самоубийц заставили их быть начеку, и рисковать никто не станет. Ему не дадут отъехать и на пятьдесят метров — изрешетят. Нокс вздохнул и приказал себе расслабиться — так или иначе, его судьба уже в чужих руках.
