кого-то другого.
Я все еще нахожусь под воздействием толчков оргазма, когда он перекатывает нас на бок, заключая меня в свои объятия.
Я прячу лицо у него на груди и вздыхаю, прижимаясь к нему.
— Вау, — выдыхает он, и я хихикаю.
— Вау, действительно.
Я закрываю глаза, прислушиваясь к биению его сердца и вдыхая его тонкий аромат.
* * *
Я спала часами.
Когда я открываю глаза, я нахожусь под одеялами и больше не привязана к Джейкобу. Он лежит на боку и пристально смотрит на меня, его темно-синие глаза сверкают.
— Это больно? — мягко спрашивает он, и я улучаю момент, чтобы понять, что он имеет в виду.
— Ох. — Я перекладываю ноги под одеялом, но боли нет. — Вообще-то, не совсем.
Он облегченно выдыхает, и его улыбка возвращается.
Его ослепительная, порочная улыбка, которая делает меня слабой.
— Итак… как скоро мы сможем сделать это снова? — Он ухмыляется, и я сдерживаю улыбку.
Я забираюсь под одеяло и хватаю его уже твердый как камень член. Он рычит, и я наклоняюсь, чтобы поцеловать его.
— Как насчет прямо сейчас? — Я шепчу ему в губы, и он отвечает дьявольской ухмылкой.
* * *
— Амелия?
— Ммм? — Мы обнимаемся, моя спина прижата к его груди, и он убирает волосы с моей шеи, чтобы запечатлеть там поцелуй. Я дрожу, прижимаясь задницей к его члену, и он стонет мне в ухо.
— Мне нужно, чтобы ты отговорила меня держать тебя здесь.
— Что? — Бормочу я, все еще в полусне.
— Скажи мне, что это безумие — постоянно держать тебя прикованной к этой кровати обнаженной.
Я фыркаю в его сторону, а он хихикает.
— Ты думаешь, я шучу, принцесса, но это не так.
Я прижимаюсь к нему сильнее, и он протягивает руку между моих ног, чтобы нащупать щелочку, его пальцы неторопливо танцуют по моему клитору. — Я выполню свою угрозу, если ты не остановишься.
Я извиваюсь от его прикосновений. Идея заманчива, но я и так провела у него слишком много времени.
— Не сажай меня на цепь, — предупреждаю я. — Как бы заманчива ни была эта мысль для нас обоих.
Он ворчит в знак протеста. — Хорошо, — признает он. — До тех пор, пока ты позволишь мне продолжать это делать.
Я драматично вздыхаю. — Наверное, — говорю я.
Он целует меня в макушку, и я чувствую его тихий смех в своих волосах.
ГЛАВА 18
ДЖЕЙКОБ
— С тобой что-то не так, — обвиняет Лукас.
Я поднимаю бровь, глядя на него, отрываясь от последнего отчета. — О чем ты говоришь?
— Ты больше улыбаешься, — говорит он. — Ты, блядь, свистел на днях. Ты трахаешься?
В его тоне нет осуждения, только восхищенное любопытство.
Я хмуро смотрю на него.
— Это не твое дело, — огрызаюсь я.
Его глаза загораются, и он потрясает кулаком в воздухе. — Черт возьми, да! Я знал это!
Калум выходит из-за угла, садится рядом со мной за стол с тем же отчетом в руке. — Ты видел это — что происходит? — Он смотрит на Лукаса, уже раздраженный его театральностью.
— Красавчик потрахался, — радостно говорит Лукас. Калум, каким бы осуждающим мудаком он ни был, прищуривается, глядя на меня.
— Так… тебе уже подобрали пару? — Спрашивает он.
Он, конечно, знает, что этого не было.
Вот почему я, блядь, не хотел им говорить.
Прошло около двух недель с тех пор, как я спас Амелию из бара, и я проводил с ней столько времени, сколько мог, целуя и трахая ее до бесчувствия. Это смешно.
Я одержим.
Я появляюсь у нее дома посреди ночи после разбора полетов, оскверняя ее на каждой поверхности ее крошечной квартиры.
Или я забираю ее и веду обратно к себе домой, где мы нападаем друг на друга, пока оба не запыхаемся и не выдохнемся.
Это безумие.
Но я также чертовски счастлив.
И они замечают это.
Как по команде, мой телефон жужжит, и я заставляю его замолчать, прежде чем прочистить горло.
— И ты слишком часто улыбаешься в свой телефон, — обвиняет Лукас.
Калум молчит, его глаза все еще прищурены.
— Ты хочешь что-то сказать? — Я наконец шиплю на него, и его глаз дергается.
— Я не знаю, что ты делаешь, — обвиняет он. — Но я знаю, что случайный кусочек киски только усложнит твое будущее.
Я рычу. Характер у Калума всегда был хуже моего, но я постепенно становлюсь вспыльчивым, когда дело касается Амелии.
Лукас фыркает. — Бета-киска — это весело. Хлоя балуется этим, а я наблюдаю.
Я стону. — Вы оба, заткнитесь нахуй. С меня хватит.
Глаза Калума сужаются, и осуждающий мудак цокает языком.
— Думал, у тебя больше самоконтроля.
Я огрызаюсь.
Я вскакиваю и выбиваю его из кресла, пока мы оба не оказываемся на земле. Я наношу удар, прежде чем он успевает защититься, но чьи-то руки тянут меня назад, и я обнажаю на него зубы.
— В чем, блядь, твоя проблема, придурок?! — Калум рычит, замахиваясь на меня кулаком. Он наносит удар, и внезапно другие руки оттаскивают нас обоих в сторону.
— ЭЙ! — Гремит Конрад, входя. — Что это? Ашер, вставай! Чемберс, что, черт возьми, происходит? Тебе, черт возьми, двенадцать лет?!
Я с рычанием выплевываю кровь изо рта. Калум продолжает смотреть на меня своим убийственным взглядом, в то время как Лукас удерживает меня.
— Вы все трое, садитесь. Нам нужно кое-что обсудить. — Я откидываюсь на спинку стула, рыча на Калума. Конрад занимает место во главе стола с папкой в руке. — И больше никакой хуйни, какой бы она ни была. У нас сейчас нет на это времени.
Он бросает папку в нашу сторону, и я открываю ее.
Фотографии выпадают, и мне требуется мгновение, чтобы понять, на что я смотрю.
На столе в ряд выложена коллекция маленьких металлических предметов. Каждый предмет испачкан кровью.
— Чипы? — Спрашивает Лукас, и Конрад подтверждает кивком.
— Собрано примерно в сотне миль отсюда, — говорит он. — Найдено в мусорном контейнере, завернуто в салфетки. Мы считаем, что Омеги пережили изъятие, учитывая, что чипы не повреждены.
Я смотрю на фотографию, и меня тошнит. После того, как Омега преподносит подарки, больница помещает в их тело маленький металлический чип, чтобы определить, кому они принадлежат. Это постоянный имплантат.
Извлечение чипа чрезвычайно опасно и незаконно. При неправильном выполнении чип выделяет смертельный токсин. Но если Омега выживет, это подвергнет их еще большей опасности.
Незащищенная Омега — мечта любого торговца людьми.
Калум рычит рядом со мной, и мой гнев на него рассеивается. Его Омега, Ария, отключила свой чип только для того, чтобы не быть с ним.
В конце концов, все получилось, но он по-прежнему чувствителен к этой теме.
— Кто бы ни производил изъятие, он выполнил его
