его перебивал, и заставлял рассказать еще раз. Иногда задавал довольно глупые вопросы. Например, не шевелились ли листики в волосах девушки. Минут через двадцать, когда рассказ был закончен, албанец замолчал, не замечая, что сигара прогорела, а пепел упал на пол. Наконец, он сказал.
— Знаешь, парень, я в своей жизни видел множество запредельно тупых идиотов, но ты, пожалуй, вне конкуренции. Ты вообще, знаешь, с кем связался? И кому ты дал клятву, от выполнения которой невозможно отказаться?
— Нет, — понуро ответил Пьер. — Не знаю.
— Ну, и хорошо, — успокоился албанец. — Так даже лучше. Тогда, с твоего позволения, я перейду к делу. Ты покалечил моего человека, и ты теперь должен. С тебя два миллиона евро, парень.
— Но у меня нет таких денег, — выпучил глаза Пьер.
— Я знаю, — спокойно ответил албанец. — Ты же полное говно, откуда они у тебя возьмутся. Но ты теперь будешь делать то, что я скажу. Иначе я убью твою мамашу, твоего папашу, всех твоих телок и даже тех, кто трахал тебя когда-то в зад. Ты понял меня, пидор?
— Что я должен сделать? — спросил помертвевший Пьер.
— Кое-кого прикончить, — пояснил собеседник. — Три убийства, и тогда мы в расчете. Я поклянусь силой, что у моего клана к тебе больше нет претензий. Можешь спокойно жить дальше и ублажать девок своим пришитым хером. И да, если это успокоит твою придурочную супергеройскую совесть, то это будут очень, очень плохие люди. Даже хуже, чем я.
— Но я не убийца, — промямлил Пьер. — Я же никогда этого не делал. Почему вы думаете, что у меня это получится?
— Люди слишком серьезные, — честно признался албанец из Клана Черного Орла, — к ним не подобраться. А ты такой кретин, что у тебя может получиться. Ну, кто на такого убогого, как ты подумает? А если сдохнешь, то и не жалко.
— А если меня поймают и будут пытать? — непослушными губами сказал Пьер. — Я ведь вас выдам.
— А на это есть клятва без возможности отказа, забыл? — усмехнулся албанец. — Итак, ты клянешься, что никогда не выдашь того, кто тебя послал. Никогда, никому, и ни в какой форме, ни прямо, ни косвенно. А я клянусь, что после третьего убийства по моему приказу у меня не будет никаких претензий к тебе и твоей семье. Мы полностью в расчете.
— Одна поправка, — сказал Пьер. — Не вы, а Клан! У Клана Черного Орла не будет ко мне претензий.
— Подловил, — вновь усмехнулся албанец. — Согласен. Сделка!
— Сделка! — руку пронзила молния. Сила засвидетельствовала контракт.
— Парни, выйдите, — скомандовал колдун из Клана Черного Орла. — Теперь покажи свои причиндалы.
Пьер выпустил щупальца, а на лице албанца появилось брезгливое выражение.
— Да ты и, правда, ненормальный. Я всегда подозревал, что увлечение комиксами не доведет до добра!
***
Мария Гомес молилась высшим силам в палате муниципальной больницы на окраине Буэнос-Айреса. Слабенькая колдунья, да еще и вдова в придачу, она была бедна, как церковная мышь. Сила обошлась с ней неласково, и она даже не получила специализацию, застряв на первом Круге. Все, что Мария могла, это свечу зажечь, да кровь в маленькой ранке остановить. На большее она была не способна. Мир жесток, и такие, как она Кланам интересны не были. Мария работала обычной официанткой, живя в крошечной комнатке на окраине. У нее была одна отрада — дочь Хуана, и именно за нее сейчас молилась Мария. Дочь умирала от острого лейкоза, и врачи ничего не могли больше сделать. Все, что бесплатная клиника могла дать ее малютке, она уже дала. Изможденная бледная девочка лежала на кровати, даже не проминая ее своим тельцем. На голове не было волос, они выпали от химиотерапии. Щечки дочери ввалились, потому что бедняжка почти две недели не могла есть, ее непрерывно рвало.
Мария понимала, что ее дитя не доживет до утра. Так говорила ей Сила, которая слабыми угольками тлела в ней. Мария готова была отдать все на свете, чтобы спасти дочь, да только никому от нее ничего не было нужно. До этого самого момента.
— Мария! — услышала она негромкий голос сзади.
Она повернулась и посмотрела на говорившего ослепшими от горя и слез глазами. Позади нее стоял доктор в белоснежном халате с фонендоскопом на шее. Он был поразительно худ, и выглядел довольно неприятно, да только Марии было на это плевать. У нее умирала дочь.
— Я могу спасти Хуану, — сказал странный доктор. — Есть один способ, экспериментальный.
Мария упала перед незнакомцем на колени, обливаясь слезами.
— Умоляю! Все, что хотите! Только спасите мою малышку! Ей же всего двенадцать! За что ОН забирает ее у меня?
— Во сколько здесь врачебный обход? — задал доктор крайне странный вопрос.
— Около девяти утра! — ответила удивленная мать.
— Я верну тебе дочь в 8-30 живой и здоровой, а взамен ты выполнишь одно мое желание.
— Все, что хотите, — исступленно прошептала Мария. — Если вы ее спасете, я за вас жизнь отдам.
— Ты готова поклясться в этом? — прищурился доктор.
— Готова! — кивнула Мария, не видя ничего из-за слез.
— Итак, клятва на Силе без возможности отказа. Я до половины девятого утра возвращаю тебе абсолютно здоровую дочь, а взамен ты исполняешь любое мое желание. И даже добровольно отдашь свою жизнь, если это понадобится. Сделка?
— Сделка! — с неистовой надеждой прошептала Мария, и почувствовала удар, похожий на разряд тока. Сила подтвердила контракт.
Глава 6
— Да что б ты сдох, старая сволочь! — шептал Кирилл искусанными до крови губами. Пытка продолжалась день за днем, и энергетические каналы становились все толще и толще, к вящей радости Готфрида Готлибовича. — Или что бы я сдох досрочно, и тебе не достался!
Дедок суетился вокруг, наводя на лежащего Кирилла какие-то странные приборы, и не обращал на своего подопытного ни малейшего внимания. Он был счастлив, ведь тело, что имело на начальном этапе столь мизерный потенциал, могло теперь стать пристанищем души волшебника девятого Круга. Он напевал что-то себе под нос, не замечая, что его подопытный, наконец, проснулся.
— Слышь, дед! — просипел Кирилл. — Вопрос есть!
— Да! — удивленно посмотрел на него волшебник.
— А новичкам врать можно?
— Ни в коем случае, — отрезал тот, вернувшись к своим занятиям. — Это нарушило бы Равновесие. Сама Сила заботится о вас, как родная мать. Если новичков будут обманывать, то у них же просто нет никаких шансов. Поэтому приходится работать тоньше, как в твоем случае.
И дед снова противно захихикал. Видимо, изощренный обман, при котором не говорят ни слова лжи, он считал высшим пилотажем в общении
