и раскусила как орех.
Пока еще очень мало мы знакомы с психикой животных. Когда академика Александрова, известнейшего математика, спросили, что его больше всего поразило в науке за последние годы, он ответил: «Научные события последних лет, которые взволновали меня, — это открытия в области этологии. Этология — наука о поведении животных — раскрыла столь удивительные явления, как язык волков и пчел. Не так просты эти звери, как мы склонны думать. Лучше узнавая их, мы, быть может, сами становимся несколько лучше». Действительно, знали бы стоящие у клеток чуточку больше о волках или обезьянах, им вряд ли пришло в голову смеяться над их необычным поведением в неволе.
Поэтому мне снова хочется повторить свой вопрос: вы любите зоопарк?
Новолуние
В новолуние Луна поистине входит в Солнце, скрывается, и люди перестают видеть ее. Если умирает кто-либо, он скрывается, и люди перестают видеть его.
Айтарея-брахмана, VIII
Сутки только что начались. Что они принесут людям? Радость или новые разочарования? Кто может знать о себе наперед…
Слякоть. Паршивая проселочная дорога. Словно старец, еле волочится по ней доживающий свой век трактор. Неухоженный, обросший сосульками грязи, он изо всех сил карабкается по разбитой колее, выдыхая вместе с клубами дыма непрерывные проклятья.
В прицепе люди. Нет, только он и она. Они не видят лиц друг друга. Черная ночь проглотила всех людей, растворила в темноте, но не в силах справиться с этими двумя. Их руки соприкасаются, передавая тепло и нежность. Им кажется, что они нашли друг друга.
Она читает ему стихи. Читает с нежностью и легкой грустью. И вдруг неожиданно для себя умолкает, задумавшись: «Что это?.. Нет, ничего…» Показалось, что их чувства лишены романтики, совсем не такие, как отношения влюбленных, воспетые великими поэтами.
В голову лезут непонятно откуда приходящие мысли. Она гонит их прочь, но они проникают в сознание, окружают со всех сторон, подчиняя душевный порыв рассудку. Действительность вдруг становится мелкой и обыденной, не такой, как она представляла раньше. Хочется быть любимой, но все происходит как-то не так. Обыкновенно и очень прозаично.
Конечно, он не такой, как эти надоедливые, стандартные в своих ухаживаниях и чувствах сердцееды. Но тогда что же? Почему-то подумалось, что никто не понимает ее. Подумалось вслух.
Он не ответил. Кислая улыбка, застывшая на губах, была незаметна в отблеске дрожащих фар. Вспомнилось, как они стоят рядом. Так близко, что ощущают дыхание друг друга. Удивляются знакомым предметам, навсегда ушедшим из детства. Она составляет привычные слова, раскладывая наборную азбуку. Хочется расцеловать ее, но он не решается. «Сейчас нет настоящих мужчин», — гремит в сознании ее голос. А она улыбается. Откровенно, совсем по-детски, излучая таинственные искорки счастья. Зачем она сказала это? Может, надо было разубедить, заставить поверить в себя? А он молча согласился.
И снова черная пропасть неба…
Они медленно идут вдоль речки. В сумерках редкие кусты превратились в дремучие заросли, водяная гладь и небо слились воедино, стали таинственными и недоступными. Длинноногий камыш покачивает звезды, шепотом рассказывая о себе.
— Ты не любишь Пушкина? — удивилась она.
— Он доступен каждому, Мандельштама сложнее читать.
— Пушкин требует сердца, а ты о доступности… — задумчиво произнесла она.
— Я сказал то, что думаю.
— Мне кажется, мы разговариваем на разных языках.
— Может быть…
Приходит утро. Они ищут встречи друг с другом и как бы неожиданно встречаются. Но непонятный холодок сковывает, мешает сказать что-то важное, теплое, ласковое. Как-то не получается восстановить прежнюю близость…
Они вместе рассматривают чужие фотографии. Играет радиола. Он предлагает послушать какую-то пластинку. Она, недослушав, снимает и ставит «Русское поле»…
Под вечер все собираются за одним столом.
Они сидят рядом, ухаживают друг за другом, ведут непринужденную беседу. Неожиданно он предлагает выпить водки, и она, по непонятной для себя причине, соглашается.
После вечеринки они уединяются — показалось, что они снова нашли друг друга…
Утром ему надо уезжать. Ей тоже.
Они сидят в автобусе. Он прижимает ее к груди, но в этом объятии почему-то нет прежней искренности. Она дает ему понять это, просит убрать руки.
Просьба затрагивает его самолюбие.
— Если хочешь, мы расстанемся.
Она внутренне чувствует — они нравятся друг другу. И в то же время какая-то неведомая сила разъединяет их, все больше и больше отдаляя друг от друга.
Самонадеянно, словно исполняя свою миссию, он спрашивает у нее адрес. Не просит и не требует, подчеркивая это.
Она не ответила. Не потому, что не хотела отвечать. Дать положительный ответ показалось унижением. Сказать «нет» не позволяло сердце, и она замерла в своей нерешительности.
— Ты кого не уважаешь, меня или себя? — спросил он.
Скрывая волнение, она ответила:
— Я ненавижу и себя, и тебя…
Вспомнилось первое знакомство, когда он, не обращая внимания на подруг, прямо на сцене, подбежал и с таким восторгом и искренностью сжал ее в объятьях, что новый всплеск аплодисментов сразу же откликнулся на эту трогательную сцену.
Потом он читал ей письмо Блока, рассказывал о влюбленной девочке. И все было так просто, понятно. И хорошо. Но как-то неожиданно вырвалось: «Сейчас нет настоящих мужчин». И все исчезло. Если бы можно было начать все заново…
— Знаешь, все что я говорила, я рисовалась.
— Оправдываясь, ты выдаешь себя. Раньше я мог сомневаться, но не сейчас.
Она не ответила. Лгать было бессмысленно. Да и не хотелось.
Автобус остановился. На проходе он простился, протянув руку. Она, неожиданно для себя, подчинилась. Но, выйдя из автобуса, переполненная неожиданно нахлынувшими чувствами об утрате чего-то значительного, важного, невосполнимого для себя, не сдержалась:
— Ты мразь, подлец, негодяй…
Он промолчал и медленно поплелся прочь.
Дневник
28 марта.
Сыро, холодно и слякоть. Солнце не показывается. Но почему их-за его каприза должно страдать вокруг все живое?
Растрачивая последние силы, пробивается сквозь
