Фильярг вспомнил свой ужас, когда девчонка поволокла Сове…, тьфу, привязалось же, Альгара в воду. Удержало на месте только данное самому себе слово: не вмешиваться. Ассара лучше знает, что требуется подопечному.
В помывочной Юля намылила Совенка, потерла местным аналогом мочалки, промыла жесткие — как проволока — волосы, ополоснула и помогла одеться. Потом ушла в свою «комнатку», быстро обмылась, оделась, грязную одежду оставив в подсказанном Алем месте.
Местные хозяева на одежде для гостьи заморачиваться не стали и, похоже, раздели какую-то служанку… Все было чистым, глаженным, но простым, как пять копеек. Бежевое, не приталенное платье, халат из того же материла и еще один — покороче. Юля решила — лишний и надевать не стала.
Когда вышла в зал — Совенок покатился с хохота. Отсмеявшись, начал менять местами. Халат — оказался «фартуком», который завязывался на спине, а маленький халат — чем-то вроде жилета. Зато кроссовки Юля оставила свои и ни разу не пожалела — идти в них по лестнице на шестой этаж было самое то. Дошли с остановками — сил после купания и тренировки у обоих было немного.
Вернувшись, деть сразу прошел в спальню, рухнул на кровать и закрыл глаза. Юля обошла все кругом, убедилась, что пусто — на озере чей-то взгляд постоянно царапал кожу, и вытянулась рядом с малышом. Тот тут же перекатился под бок, обнял и засопел. Под его уютное сопение Юля сама мгновенно провалилась в сон.
— Уверен? — Третий отложил в сторону самопишущее перо, вперив в Фильярга требовательный взгляд.
— Ты сам все видел в зале скорби. Она смогла распознать угрозу даже сквозь полог. Кому другому это под силу? Вряд ли перед нами маг, настолько талантливо скрывающий свои возможности.
— Значит, ассара, — брат поморщился, с тоской покосился на стопку листов на краю стола, обреченно вздохнул и пододвинул один к себе, прочитав: — Юлия Никольская. Какая из нее ассара? — спросил раздраженно: — Девчонка, да еще из другого мира. Чему она научит? Не зная наших законов и обычаев… Бред.
Дернул со злостью прядь волос.
— Нет, отец не согласится.
Фильярг был с ним согласен, он бы и сам не согласился, но…
— За те пару часов, что она здесь, ассара научила Шестого общаться с калкалосом, а еще он проплыл самостоятельно три метра в Бездне. Ты же помнишь, как панически Альгар боялся воды и отказывался учиться плавать?
— Бездна? — напряженно подался вперед Третий. — И ты разрешил?
— Я был рядом, — лаконично ответил Фильярг, не став заострять внимание на том, что его разрешения никто не спрашивал.
— Мысленная речь и плавание, — уже смиряясь, повторил брат. Звякнуло, на угол стола спланировал еще один лист, от верха до низа заполненный изящным почерком.
— Четырнадцатая, — поджал губы Третий, — за те пару часов, что она здесь, я получил четырнадцать жалоб.
Выдохнул, откидываясь на кресле и прикрывая глаза. Фильярг не мешал, понимая, что Третьему предстоит непростое решение. На одной чаше весов жизнь Шестого, на другой — закон, запрещающий чужакам вмешиваться во внутренние дела дворца, а воспитание одного из Столпов невозможно трактовать иначе. Но другой ассары у них нет.
— Жыргхвова задница, — выругался Третий, рубанув ладонью воздух, — хорошо, я согласен, но ты отвечаешь за нее головой. Делай, что хочешь, но чтобы больше я этого имени в дворцовых писульках не встречал.
Фильярг был уверен, Харт встретит и еще не раз, но расстраивать Третьего заранее не стал.
— Отца я уговорю. Он будет только рад, если у Шестого появится шанс. Что-то еще? — спросил, заметив, что Фильярг не торопится уходить.
— Да, есть еще кое-что. Ассара просит вернуть ее домой.
Харт поднял брови, сложил руки на груди:
— Так в чем дело? Пообещай денег, драгоценностей, запри, в конце концов. Не узнаю тебя. Ты и не можешь справиться с женщиной? Если беспокоишься, я усилю охрану перехода и лично прослежу, чтобы каждый из стражей выучил внешность ассары.
Если бы было так просто, Фильярг лично запер бы неугомонную девчонку в покоях младшего брата, но внутренний голос нашептывал, что эту женщину запертая дверь не остановит.
— Она думает иначе, чем мы. Я не берусь предсказать, что она выкинет в следующий момент. Там, где надо плакать — смеется, ничего не боится и никого не уважает. Уверен, если запру — она сбежит и… не одна.
— Прихватив в собой Альгара, — закончил за него Третий. — Я уже понял, что у ассары есть характер. Демонстрация защитника в зале была, гм, впечатляющий, даже у меня мурашки по коже побежали. Но хочет девчонка или нет, она — ассара, и мы ее не отпустим. Если о ней прознает кто-нибудь еще… Ты понимаешь, какой это рычаг давления на Шестого. Она поманит — он побежит, не задумываясь.
— Предав страну и семью, — хмуро подтвердил Фильярг, — ты, конечно, прав. Мы ее не отпустим.
— Найди способ уговорить. Все, что хочешь. Хоть женись. Времени у тебя до начала недели.
— Как там Второй? — поинтересовался Фильярг. Жена Второго должна была родить на днях, а роды первенца из-за ритуала никогда не были простыми. Отец, потеряв шестую супругу, предпочитал контролировать их лично.
— Пока не родила, — бросил желчно брат и тут же извинился: — Прости, — устало растер ладонями лицо, — много всего навалилось.
Фильярг сочувственно кивнул. Брат замещал отца в его отсутствие, кроме того, на нем лежала внутренняя безопасность страны и в первую очередь дворца.
— Глупый побег, который породил столько слухов, что мои парни умотались мне их пересказывать. Но мы заткнем рот всем недовольным появлением ассары. Ты же понимаешь, что это значит для Шестого?
Он, конечно, понимал, потому терпел девчонку со всеми ее закидонами и выходками. А Шестого… наконец, перестанут считать слабаком.
— О! — встрепенулся Третий, взглянул на дверь и бросил громкое: — Входи, хватит мяться. Рудники от этого дальше не станут.
Вошедший мужчина так и не переоделся, оставшись в костюме из чужого мира.
— Все так плохо? — спросил он, бросая страдальческий взгляд на хозяина кабинета.
— А ты как думал? — развел руками тот. — За то, что пустил несовершеннолетнего в лабораторию, оставил без присмотра, еще и портальный камень на видном месте положил, тебе спасибо скажут?
Из вошедшего словно весь воздух выпустили, плечи опустились, он сгорбился, опустил подбородок на грудь, всем видом выражая глубочайшую скорбь. Третий поднялся, вышел из-за стола. Покачался с носки на пятку, бросил зло:
— А все твои сказочки, Кайлес, — и передразнил: — Там такие парки с небывалыми качелями, дети ездят на удивительных механизмах, люди ходят, разодетые героями сказок. На улицах продают сладкое замороженное молоко.
— А еще там лучшие женщины, — еле слышно прошептал тот, кого назвали Кайлесом.
