отзываться на их (односельчан) слезы и радости, а Настена «не смеет». Он быстро приспосабливается к одинокой жизни: да, его по-прежнему тянет к людям, к человеческому жилищу, но уже не как равного к равным, а как тянет иногда лесного зверя к теплому дому. А Настена не может жить отдельно от людей. Она действительно воплощение совести и душевной чистоты. Настена, а не Андрей понимает всю чудовищность и безысходность положения; мысли, которые должны были бы прийти к Андрею, терзают его жену: «Можно... вместе любой позор, но можно ли обмануть... весь мир разом?.. Не слишком ли большой принимает грех? — больше себя самого, больше всей остальной жизни, которой пришлось бы его замаливать». Этот грех, эта вынужденная ложь точат ее, опустошают, убивают ее душу — душу Настены, которая «больше всего на свете боялась душой остыть». Настена не может, не в состоянии жить против всего мира, сознавая свою неправоту, в разладе с самой собой. Невозможность для человека самообмана, жизни без совести, одиночества, вечной ненависти доказывает гибель Настены».
Заканчивая размышления о повести Распутина, я спросил в классе, в чем смысл заглавия ее — «Живи и помни». Девятиклассники хорошо поняли, что смысл заглавия неоднозначен, многослоен, многомерен.
Живи и помни. Это обращение к Андрею Гуськову.
«Живи и помни, Андрей Гуськов, ты больше не человек, живи и бойся всех, теперь ты враг всем людям и будешь им навсегда».
«Живи и помни, что там, на фронте, лицом к лицу со смертью остались твои товарищи, которые любили жизнь и хотели жить не меньше, чем ты. Именно потому они остались там, а ты волком воешь здесь. Живи и помни, что трус ты и предатель и что никогда не искупить тебе ту страшную вину, которую ты сам на себя взвалил.
Живи и помни. Это обращение и к читателю, к нам».
«Сложен человеческий характер, сложна жизнь, но нет счастья, если обманываешь людей, обманываешь Родину».
«Человеку необходимо помнить о том, что он человек, гражданин».
«Это призыв автора к нам, к его современным читателям. Он призывает нас помнить о том, что преступление совершают не только преступники; лишь тот, кто постоянно себя контролирует, лишь тот, кто не дает себе сойти со своей дороги, потому что на ней трудно, остается человеком. Заданности в человеческой жизни не существует, за каждый поступок человек отвечает сам, потому что сам его совершает».
3
Г. Бакланов в статье об «Обелиске», говоря о том, что проблема выбора, стоящая в повести, проблема оценки событий волнует людей и сегодня, напомнил слова Фучика: «Обязанность быть человеком не кончится вместе с теперешней войной, и для выполнения этой обязанности потребуется героическое сердце, пока все люди не станут людьми».
Но что значит быть человеком не перед лицом смерти, а перед лицом повседневной жизни?
Здесь особенно важны для нас уроки Чехова.
В нравственно-эстетическом мире Чехова два полюса. С одной стороны — человек, которому нужен «весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа», человек, открытый всем влияниям жизни; «честные, свободные» люди, видевшие и слышащие тех, которые страдают, одаренные «талантом человеческим» — «тонким, великолепным чутьем к боли вообще». С другой стороны — человек в футляре, стремление отгородиться от жизни и запрятаться в футляр, который «защитил бы от внешних влияний», нежелание видеть и слышать, «что есть несчастные», «счастливое семейство, сидящее вокруг стола и пьющее чай», жизнь в футляре, будь то беликовская комната со всегда закрытыми ставнями или дом Туркиных с распахнутыми в сад окнами, одиночество Чимши-Гималайского в своей усадьбе со своим крыжовником или многолюдье гостиной Ольги Ивановны Дымовой.
При этом нужно подчеркнуть вот что. До сих пор пошлость часто воспринимают как синоним необразованности, бескультурья в узком смысле этого слова. Чехов же, по словам Горького, умел «найти плесень пошлости даже там, где с первого взгляда, казалось, все устроено очень хорошо, удобно, даже — с блеском».
«Живем в городе в духоте, в тесноте, пишем ненужные бумаги, играем в винт», «проводим всю жизнь среди бездельников, сутяг, глупых, праздных женщин», «неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном» — это футляр.
Но и вечеринки у Ольги Ивановны Дымовой, на которых «хозяйка и гости не играли в карты и не танцевали, а развлекали себя разными художествами», читали, пели, рисовали, «говорили и спорили о литературе, театре и живописи» — это тоже футляр, ибо за всем этим — равнодушие к людям, презрение к «простому», «обыкновенному» человеку, по сути своей все та же «куцая, бескрылая жизнь».
Ни профессия, ни место службы, ни образование сами по себе не гарантируют от пошлости. Более того, пошлость интеллигентная, утонченная особо опасна. Сегодня это напомнить, а может быть, кому-то и открыть особо важно (поэтому я считал необходимым на уроке подробно остановиться на «Попрыгунье»).
Чехову дороги и близки те герои его произведений, которые воспринимают футлярность как проклятье, как трагедию«(для них футляр оборачивается тюрьмой или сумасшедшим домом то в самом прямом, то в переносном смысле этих слов: и уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме, или в арестантских ротах!)», стремятся уйти, сбежать, вырваться из ненавистной футлярной жизни, как Рагин, рвущийся из палаты № 6, как Иван Иванович Чимша-Гималайский, всей душой осознавший, что «больше так жить невозможно», как Гуров и Анна Сергеевна, мучительно думающие, «как освободиться от этих невыносимых пут», как Надя Шумина, сумевшая бросить и дом, и жениха, и «всю праздную, бессмысленную жизнь».
Любимые герои Чехова — люди, умеющие держать ответ перед беспощадной совестью. Помните, в «Палате № 6»: «Как могло случиться, что в продолжение больше чем двадцати лет он не знал и не хотел знать этого? Он не знал, не имел понятия о боли, значит, он не виноват, но совесть, такая же несговорчивая и грубая, как Никита, заставила его похолодеть от затылка до пят».
И с горечью думает писатель о милых, симпатичных, интеллигентных людях, которые смиряются, покоряются, подчиняются, терпят. «Мыслящие, порядочные, читают и Щедрина, и Тургенева, разных там Боклей и прочее, а вот подчинились же...» (чтобы строки эти звучали «во весь голос», напоминаю на уроке, что читали Тургенева — автора «Накануне», «Отцов и детей», «Порога» — произведений о непокорных, неподчинившихся, Щедрина — автора «Премудрого пескаря», писателя, заклеймившего трусость, приспособленчество, холуйство).
Закончив уроки, посвященные творчеству Чехова, мы обратились к повести Юрия Трифонова «Обмен».
«В июле мать Дмитрия Ксения Федоровна тяжело заболела, и ее
