причина этого, как объясняют составители бестиариев, в том, что плоть и облик силта столь же безвидны, как сам воздух, и оттого их нельзя увидать и самым зорким глазом. Более того, поскольку хитрый и незримый силт не бродит ни на двух, ни на четырёх, ни даже на шести лапах, но скользит на брюхе, как червь или слизняк, он не оставляет следов, по которым охотник смог бы проследить его до самого логова.
По этим причинам, а именно: редкости и неуловимости, и оттого, что даже самый прославленный охотник былых времён никогда не добывал силта, Гут отважился совершить этот подвиг в одиночку, чтобы его имя всегда вспоминали в песнях.
К этому походу готовился он обдуманно и тщательно. Чтобы как можно больше помешать силту его разглядеть, Гут облачился в серую одежду из шкурок летучих мышей, невидимых в дневных тенях, ибо они вылетали в сумерках и ночью. Облачившись таким образом, он спустился по реке мимо городов Калуд, Тириот и Хунг, и вступил в необитаемую пустыню, известную как Доор Опустошённый, который слухи называли прибежищем осторожного и скрытного силта. Уже вечерело, когда необычно вооружённый Гут миновал оазис Илун, смеркалось, когда он достиг голых холмов Хуна, и луна безучастно заблистала на горизонте, когда он спустился в глубокие ущелья, которые некоторые считали местом, где силт отдыхает.
Ступая столь же тихо, как сны, проплывающие через врата из рога и слоновой кости, Гут скользил сквозь мрак ущелий и расселин, и, пока он скользил из тени в тень, в меховом облачении сам казавшийся лишь мелькнувшей тенью, был Гут осторожен и внимателен к малейшему запаху силта, ибо все бестиарии соглашались в том, что червеслизни оставляют в воздухе горький и едкий душок, по которому можно догадаться об их присутствии. И ни у одного охотника не было чутья острее, чем у славного и искусного Гута.
Он с тщательностью подбирал себе снаряжение. На поясе у него наготове висели мешочки с сухим тальком, ибо при первом же запахе силта Гут намеревался метнуть в воздух облако мелкого порошка, полагая, что он облепит плоть силта, ясно показав то, что невозможно было увидеть иным способом, даже в темноте. Вооружение Гута составлял лишь короткий охотничий нож с широким клинком, покоящийся в меховых ножнах на поясе, ибо плоть червей и слизней нежна, и большей стали на неё не потребуется.
Вскоре ветер донёс до его ноздрей то острое, кисловатое зловоние, которого он ожидал и, заметив направление, откуда дул ветер, он швырнул туда содержимое первого мешочка. Когда облако мелкой белой пыли осело на безвидном силте, Гут с некоторой тревогой заметил, что бестиарии недостаточно подготовили его к невероятной величине его добычи.
И, когда к нему заскользил ещё один чудовищный слизняк, разверзнув свою пасть, похожую на сфинктер, но усеянную рядами зубов, длинных и острых, как иглы, Гут осознал ещё один недостаток бестиариев. Ибо они не потрудились упомянуть, что силт обожает питаться Людьми; и эта история из тех, где нет счастливого конца.
История о Йише-воре
Рассказывают в Симране о Йише, величайшем неудачнике из всех воров, обитающих в Абзуре, в стране Йейб.
Эта история повествует о том, что, когда Йиш замыслил обокрасть дом Пнаша, его сотоварищи по Скрытному Ремеслу недоверчиво переглянулись, безнадёжно пожали плечами и меж собой сочли его помешанным. Но это было неверно; ибо Йиш слишком долго терпел неудачи и в крайнем отчаянии вспомнил о Пнаше и о многочисленных сокровищах Пнаша.
То, что Пнаш был ещё и заклинателем, Йиш отбросил, как неуместную и незначительную мелочь, вопреки мудрой поговорке, что никогда не стоит задевать волшебников.
Напротив, его доводом, и весьма убедительным, стала бедность. Как говаривал Йиш: — Почему я должен страдать в лохмотьях и глодать безвкусные корки, когда мои собратья по ремеслу расхаживают в блестящих шелках и обычно вкушают мясо?
Итак, дом Пнаша стоял в некотором отдалении от города Абзура, среди равнин Нута. И каждый вор Абзура знал, что все подходы к обиталищу чародея Исключительно Охраняются. Этот факт Йиш предусмотрительно взял на заметку и выбрал для своей вылазки безлунную ночь потемней, посчитав, что избежит поимки, ускользнув в бархатной полуночной мгле.
Прочь от охраняемых львами городских ворот прокрался он, завернувшись в чёрный, как смоль, плащ и проскользнул по равнине так же тихо, как тени, которые отбрасывали мчащиеся под тусклыми звёздами облака. И, когда он почти добрался до своей цели, то различил высокие башни, окружающие дом Пнаша и сердце Йиша рухнуло в изношенные башмаки, когда он понял, что это были Дозорные Башни. На верхушке ближайшей из них он ясно разглядел квадратное каменное недрёманное Око, бесстрастно и неусыпно наблюдающее за равниной.
Но, для разнообразия, удача благосклонно взглянула на Йиша и в тот же миг пугливая птица вырвалась из кустов и помчалась прочь, и Башня обратила свой гранитный взгляд вслед её полёту, благодаря чему Йиш смог украдкой проскользнуть к башенному основанию и пройти незамеченным. И Йиш, задержав дыхание, возблагодарил малых богов, которые, впрочем, равнодушно взирали на последователей воровского ремесла.
Дом Пнаша был длинным и низким, с небольшими зловещими окошками, будто хитрыми сонными глазками под нахмуренными бровями крыши. Дверной замок оказался большим и крепким; но вместе с тем старым и ржавым, и Йиш перепробовал тридцать ключей с железного кольца, которое носил на поясе, прежде чем нашёл тот, который сработал.
Внутри он обнаружил густые тени, груды и курганы древних книг, и кучи горшков, кувшинов и банок, все отмеченные диковинными восточными письменами и повсюду была паутина и пыль, в количестве, достаточном, чтобы заставить менее смышлёного, чем Йиш вора выдать себя чиханьем.
Он обшарил полки и мешки, сундуки, тюки и шкафчики, но нигде не находил сокровищ Пнаша. Ныне у воров Абзура имелось несколько мнений насчёт этих сокровищ. Некоторые говорили, что волшебник владел девятью редчайшими самоцветами, что известны людям, и каждый был единственным в своём роде и каждый был отколот от упавшего с Луны камня.
Однако другие приписывали ему обладание Песней Сита, драгоценнейшим из всех стихотворений, каждая из тридцати безупречных строк которого оканчивалась рифмой к слову апельсин и которое считалось первейшим из сокровищ Королей Йейба, хранивших его в ларце, вырезанном из одного-единственного смарагда потрясающих размеров. Однако третьи шептались о чудеснейшем Поющем Цветке, чьей обворожительной сладости жаждали императоры и который волшебством был доставлен из благоухающих орхидеями джунглей Нашта, где грезятся заброшенные дворцы из слоновой кости, принадлежащие принцам, упоминаемым лишь в
