торопящиеся их использовать, – Кинтайр перестал перечислять. Он знал таких людей. И осуждал Марджери за ее слабость к ним. Они были ему скучны.
Гвидо сидел на помосте у бара на высоком стуле со стаканом пива в руке. Пальцами он касался струн гитары, и они оживали. У него, как и у брата, музыкальные способности. А голос лучше, чем у Брюса.
… живший долгие годы назад.
Он железной рукой правил своей землей,
Но умом был слаб и немощен…[14]
Кинтайру было забавно встретить здесь давно знакомые строки. Знает ли Гвидо автора, подумал он.
Он прошел мимо столиков и подошел к помосту. Гвидо увидел его и коротко кивнул, показывая, что узнал.
Все равно обсчитают. Кинтайр заказал импортное пиво и сел, чтобы насладиться им. Гвидо допел балладу до конца, закончил громким аккордом и одним глотком допил то, что было у него в стакане. Последовали негромкие аплодисменты, и возобновились разговоры.
Гвидо прислонился к стене. Его ресницы опустились, и он начал извлекать из струн совсем другие звуки. Разговоры стихли. Мало кто здесь узнает следующую песню. Кинтайр сам не узнал, пока певец не повторил припев. Гвидо с улыбкой посмотрел на него, и он понял, что это подарок ему.
Quant’ e belle giovinezza
Che si fugge tuttavia!
Di doman’ non c’e certezza;
Chi vuoi esse lieto, sia![15]
Это давным-давно, в дни юности, написал Лоренцо Великолепный.
Закончив, Гвидо сказал:
– Антракт, – положил гитару и подошел к столику Кинтайра. Он стоял, положив левую руку на бедро, а правой достал сигарету и зажег ее.
– Спасибо, – сказал Кинтайр.
Гвидо продолжал заниматься сигаретой, дав Кинтайру возможность вернуться к пиву.
– Что ж, – сказал наконец Гвидо. Он улыбнулся. – Вы хладнокровный человек. Во всех смыслах слова. Давайте поищем кабинку.
Они сели по обе стороны стоящего в глубине столика. Красивая молодая официантка зажгла свечу на их столике.
– Мне одно, – сказал Гвидо.
– Мне то же самое, – подхватил Кинтайр, осушив свой стакан.
Гвидо поморщился.
– Как вам нравится это место? – спросил он.
Кинтайр пожал плечами.
– Место как место.
– Это парижское бистро пусто по будним вечерам. В уикэнд здесь много народу.
– Я предпочитаю бистро.
– Я так и думал.
Они замолчали. Гвидо курил затяжками. Кинтайр не хотел курить: он испытывал непреодолимое ощущение, что его куда-то несет.
После того как девушка принесла их заказ, Гвидо хрипло спросил, не глядя на него:
– Так в чем дело? Мне скоро пора возвращаться.
– Я пришел сюда от Майкелисов, – сказал Кинтайр.
– Что? – Гвидо дернулся. – Зачем вы к ним ходили?
– Допустим, мне стало любопытно. Джина Майкелиса никто не видел в прошлый уикэнд. И он не говорит, где был.
– Вы не… – Гвидо поднял голову. Что-то в нем затвердело. – Я думал, Коринна просто спятила, – очень тихо сказал он.
– Я никого не обвиняю, – сказал Кинтайр. – Я всего лишь штатский. А вот полиция обойдется с ним жестко, если он не представит алиби.
Гвидо закурил новую сигарету от окурка первой.
– Где вы были с середины дня субботы до утра понедельника?
Кинтайр задал этот вопрос так легко, как только мог.
– Уезжал из города, – ответил Гвидо. – С друзьями.
– Лучше свяжитесь с ними, чтобы они могли подтвердить.
– Они… боже всемогущий!
В тусклом свете Кинтайр заметил, что на лице Гвидо – на лицо фавна – выступил пот.
– Мое личное мнение, – сказал он, глядя, как Гвидо пытается твердо сжать губы, – вы не причастны. Но вам все равно придется рассказать, где вы были, и подтвердить свой рассказ.
– Вам рассказать?
Вопрос задан резковато.
– Я не могу вас заставить. Но не пытаясь играть в детектива, я увяз в этом деле. Я знаю всех причастных и могу сообщить полиции что-нибудь важное. Итак, где вы провели уикэнд, Гвидо?
Полный рот надулся.
– То там, то здесь. А кому какое дело? Какой у меня может быть мотив?
– А какие мотивы у других? У вас много подозрительных друзей. Думаю, матери часто приходилось укрывать вас от отца – или даже от властей раз или два. – Со стороны Кинтайра это была догадка, но он сразу увидел, что попал в цель. – А потом вы могли оказаться замешанными в чем-то похуже. А Брюс мог узнать об этом.
– Уносите ноги, – сказал Гвидо. – Убирайтесь, пока я не позвал вышибалу.
– Я просто пытаюсь рассуждать, как полицейский. Я вас не обвиняю, а предупреждаю.
– Что ж, – сказал Гвидо, снова подняв голову, – ничего подобного не было. Точно ничего такого, о чем мог бы узнать Брюс. Я хочу сказать, что он был весь в своей науке.
– Ревность, – сказал Кинтайр. – Это еще один мотив. Брюс всегда был любимчиком. Всю жизнь он был любимчиком. О, он заслужил это: всегда хорошо себя вел, умный и многообещающий ребенок. Но вам, с вашим итальянском фоном – старший сын всегда на первом месте, – вам трудно было это принять. Вы тоже могли бы учиться в колледже. Но Брюс учился лучше, а деньги были только на одного. Конечно, потом у вас появился G.I.[16], но вы этим не воспользовались. Потеряли интерес. Но это не меняет того факта, что на Брюса были затрачены деньги, которые могли быть затрачены на вас.
Гвидо допил свое виски и сделал знак официантке.
– Вздор, – сказал он. – Но продолжайте.
– Посмотрим. Думаю, вы всегда ссорились с отцом. Подозрительному детективу это тоже указание на вас. Вам тридцать лет. И за исключением службы в армии вы всегда жили дома. Вы часто меняли работу, переходили из одного ночного клуба в другой, но работали все меньше. Думаю, в церковь вы не ходите.
– Меня выгнали, – с некоторой дерзостью признал Гвидо. – Несколько лет назад я женился. Ну, не получилось. Поэтому я развелся. Поэтому из церкви меня выгнали. Конечно, я и раньше не верил в этот вздор. Но тогда была большая ссора.
В кабинку заглянула официантка. Гвидо провел рукой по ее бедру.
– Принеси бутылку, – сказал он. – Raus![17]
Он шлепнул ее по заду. И смотрел ей вслед, когда она шла по бару.
– Отличная девчонка, – сказал он. – Хотите, устрою ее для вас?
– Нет, спасибо, – сказал Кинтайр.
К Гвидо вернулась уверенность. Он улыбнулся и сказал:
– Конечно, я плохой парень. Брюс студентом часть времени работал, а потом всегда сам себя обеспечивал. Иногда помогает Коринна, хотя, должен сказать, не слишком много. А у меня, приятель, рога, копыта и хвост. И я на завтрак ем детей.
Но позвольте сказать вам кое-что
