и прямым носом Жюльена расстояние было до неприличия маленькое.
— Дай мне чувство, что ты говоришь правду.
— Чего? — снова не понял Жюльен. Ему становилось всё страшнее.
— Клянись, дай своё сердце, — произнёс Табео гораздо тише, отчего у Жюльена снова побежали мурашки. Вообще моряки говорили, что от голосов русалок можно сойти с ума, что они вызывают очень странные желания. Должно быть, с ним происходит что-то вроде этого. Правда, моряки пугали взрывающимися головами, фонтанами крови из ушей, невыносимыми телесными терзаниями и прочими интересными физическими вещами и менее интересными психическими вещами как полное подчинение воли, превращение разума человечьего в разум русалочий и непреодолимое влечение, как они сказали, ко дну. А Жюльену ко дну не хотелось.
— Хочешь вырвать и съесть моё сердце?
Табео медленно моргнул, жаберные прорези коротко дёрнулись.
— Сердце должно сказать, что твои слова — правда, а руки сообщить мне её.
* * *
— Что будем делать, сеньор капитан? — спросил Кхецо Бесник. Та хмуро накручивала на палец локон волос у уха.
— Подвести месье Леграна мы не можем, — наконец сказала она. — Вахтенные идут спать, чтобы быть готовыми к утренней смене, остальные должны быть готовы отразить возможную ночную атаку. Ламарк, готовь со своими фальконеты[2]. Сеньор Кхецо, раздайте особо метким ружья. Хрипелка, на тебе остальные. Поднимаем паруса и идём на срез. Чем быстрее прибудем, тем меньше будет потом проблем.
Морис не понимал, что происходит и почему все разошлись, точно зная, что делать, хотя никто не мог сказать, откуда взялся труп.
— Чего стоишь, Сопляк?! — крикнули ему. — Зажигай нам фонари, тащи ядра и порох! Да не большой, блядь, фонарь, маленькие, нихуя не видно! Хочешь, чтобы в нас пальнули?!
Бедный Морис окончательно запутался, и помогать всем и сразу пришлось Чайнику, который теперь был не такой уж и Чайник. С прибытием новичка и с последующим повышением, он, как ни странно, стал соображать и действовать куда быстрее, и даже успел между перебежками пояснить Морису, что не надо зажигать большие фонари на самом корабле, потому что тогда их могут заметить издали, а нужны маленькие фонари, которые носить, потому что канонирам плохо видно.
— А почему мы всё это делаем? — спросил запыхавшись Сопляк-Балласт, выбирая ядра нужного диаметра.
— Дак напасть на нас могут! — искренне удивился тугодумию товарища Чайник. — Лодка-то не могла прям от острова плыть, она от корабля, а на корабль напали в море. Вот мы делаем, чтобы нас тоже не пожрали, в темноте-то.
— Ясно… — ответил Морис. Теперь ему действительно было ясно, что происходит на "Гумилитии", но загадка трупа с места не сдвинулась.
— Ты стрелять хорошо умеешь? — неожиданно спросил Келд, когда они бежали из трюма с ядрами на верхнюю палубу, точно макаки с апельсинами в лапах.
— Я вообще стрелять не умею, — честно признался Морис.
— Жаль, — искренне посочувствовал Чайник. — А дак мог бы стоять на палубе с ружьём, не бегать.
Опасения Бесник не подтвердились: до самого утра, когда Кхецо пробил восемь склянок первой смены и две второй[3], команда "Гумилитии" ни с чем и ни с кем не столкнулась. Шхуна уже подплыла к небольшой группе островков, где и велась ловля, но команда была вымотана ночным дозором, и потому Бесник отпустила всех отдохнуть пару часов. Сама она, несмотря на увещевания Кхецо, спать не стала, а вместо этого долго смотрела с мостика в подзорную трубу, прочёсывая горизонт.
Когда Йорек спросил капитана о результатах наблюдений, Бесник ответила, вынув изо рта трубку:
— Снаружи нихера. Но, клянусь именем Борджиа и знаменем Быка, если что и происходит, то оно происходит внутри.
Бесстрастный Йорек удивлённо поднял брови.
— Внутри нас?
Бесник закатила глаза, и Йорек поспешно, но тем не менее с достоинством наклонил голову вниз, извиняясь за свою глупость. Огромный северный великан перед маленькой южной птичкой.
— Внутри моря. Где-то в толще, где-то под рифами, где-то, может быть, под этим ёбанными островами — везде могут скрываться твари, которые засунут твой член тебе в рот. И я в лепёшку расшибусь, но посажу этих мразей на короткий поводок и обеспечу безопасность команде и себе.
— И как же, дозвольте спросить, сеньор капитан, вы собираетесь это сделать?
Бесник, дымя трубкой, задумчиво стала прохаживаться по палубе, которую Морис так усердно тёр, но теперь она снова покрылась отпечатками ботинок, сапог, стоптанных туфель, а местами и вовсе грязных босых ног.
— Наш Сопляк говорит, что отлизал их принцессе. Такой, как он, пиздеть не должен, раз крест заложил. Вот я думаю: достаточно ли он глуп, чтобы не понять, обманули ли его или нет.
— Он не глуп, — неожиданно для Бесник сообщил Йорик. — Я попытался его обмануть. Знаете как? Я ему дал денег в долг под залог с условием, что к окончанию срока он вернёт мне в два раза больше, а затем предложил упростить ему задачу, чтобы часть денег он отдал мне уже сейчас. Так он сказал мне, что это классический сор… софирзм…
— Софизм[4], — поправила Бесник.
— О, сеньор капитан умница, — заметил Йорек с по-прежнему непроницаемым лицом.
— Не льсти, у тебя это плохо получается и прибавку я тебе не дам. Чем окончилась история?
Йорек издал короткое "кхе" — это он так засмеялся.
— Он сказал мне, что с такими условиями денег у меня брать не будет, а возьмёт у проститутки, с которой уже успел познакомиться. Ещё и лекцию мне выдал о Сократе. И всё улыбался. Грамотный тупица.
Бесник втянула носом воздух и прошлась дальше, Йорек последовал за ней чуть поодаль.
— Тупица может оказаться ловким предателем. Откуда мне знать, ирландец ли он или наёбывает. Мне нужны только те, кому я могу доверять, и желательно чтобы они ещё были теми, кто удерживает член в штанах, а кружку от бочки. Следи за Сопляком и при малейших крысиных признаках бей по башке и тащи ко мне, sii gentile[5].
— Ja, сеньор капитан.
Послышался короткий тихий всплеск. Оба собеседника рванулись к фальшборту, но успели заметить лишь бледный силуэт чего-то крупного, похожего на хвостовой плавник.
Бесник чётко и осознанно выдала гневную тираду, пожелав обладателю плавника быть изнасилованным ватагой матросов, причём уточнила, как именно, где и как долго.
— Хреново дело, Йор. Будем молиться господу, что они не полиглоты.
* * *
Жюльен вернулся домой к ночи. Дверь в рабочий кабинет была открыта, и он вошёл туда.
Кристина при свете честно украденного у Говардов канделябра перебирала бумаги и что-то рядом черкала. Увидев брата — бледного, помятого, с лихорадочно блуждающими глазами, мелко вздрагивающего и растрёпанного, — она быстро оставила своё занятие
