На самом деле это были примитивно сделанные из старого дерева человеческие фигуры без лиц, наряженные в самую обычную одежду. На «мужской» фигуре прилажены наподобие передника пузырящиеся на коленях треники, клетчатая рубашка и поверх накинут серый пиджак, уже изрядно подпорченный непогодой. Сверху на бревно нахлобучена бесформенная кепка со сколотым козырьком. «Женщина», разумеется, в длинном сарафане под каким-то безразмерным бордовым пиджаком и в подвязанном толстым узлом большом цветастом платке. Обе фигуры, при всей своей примитивности, зачем-то опирались на палки. Пустые рукава пиджаков, очевидно, чем-то набили, из-за чего издали создавалось полное впечатление, будто на краю леса стоят настоящие люди.
— Что это за идолища поганые? — вырвалось у меня.
— Не, не идолы, ты че! — возмутился дяденька. — Это захряпы-наряжухи.
— Захряпы?
Мы с Лесей быстро переглянулись и едва сдержали смех. Леся из-за этого не смогла нормально сфотографировать на телефон странные чучела. Получилось какое-то смазанное пятно.
— Наряжухи, захряпы. Тута, когда дети, стало быть, вернулись, вот и поставили. Чтобы не лезли больше.
— Дети?
— И дети тоже.
— А у вас в деревне много детей? Есть подходящего возраста? — Мама кивнула на нас.
Совершенно непонятно, чего это она решила выяснить про местных детей. Сдались они нам. Мне совершенно не хотелось знакомиться ни с какими деревенскими детьми. У Леси тем более был настоящий стресс от одного только предположения, что придется заводить с кем-то знакомство. Она и в школе-то не особо с одноклассниками общалась. Так что я с облегчением услышала невнятное бормотание дяденьки Митяя, явно застигнутого маминым вопросом врасплох:
— Которые вернулись-то? Дети? Да как-то... Не лезть главное...
В отличие от Сырых Дорог, Жабалакня не отгораживалась от дороги метровыми глухими заборами. Здесь, наоборот, так себе подходили к качеству ограждения: использовали старые ломаные доски, где-то даже покрытые мхом, а расстояние между ними позволяло пролезть и взрослому человеку. Видно, что заборы не обновлялись много-много лет.
Особенно неприятной мне почему-то показалась идея владельцев одного участка оградить его лыжами, причем все они были парные. Взрослые, в основном, но и детские тоже, и в довольно хорошем состоянии. То есть были, когда их воткнули в землю вместо досок. Откуда только они набрали столько лыж?
Вообще все здесь было какое-то старое, потрепанное, хотя и крепкое. Ну, исключая заборы. Зато мне очень понравились крыши домов. Или изб, раз они все из бревен? Вместо обычного шифера крыши были покрыты деревянными чешуйками. Выглядело это очень красиво, по-старинному. Будто деревянная рыбья чешуя.
Дом, у забора которого припарковал свою «копейку» дяденька Митяй, ничем не отличался от соседних. Те же потемневшие бревна, аккуратная чешуя на крыше.
Летом тут наверняка даже очень привлекательно. На участках повсюду кусты и деревца, явно плодовые. Сейчас, конечно, с зарослями побуревшей прошлогодней травы, сквозь которую едва пробивается новенькая зелененькая, с лопухами, растущими вдоль дороги, покрытой засохшей весенней грязью, и спрятавшимся за серыми тучами солнцем, Жабалакня вряд ли заманила бы дачников. Даже обилие веселенькой желтизны одуванчиков и мать-и-мачехи хотя и радовало глаз, но не настолько, чтобы сгладить жалкий вид деревеньки.
Только сейчас я с удивлением заметила, что сапоги дяденьки Митяя не просто испачканы в грязи. То, что на первый взгляд выглядело как корка присохшей тины, на самом деле было ровным слоем побуревшего, но вполне себе настоящего мха. Это как же нужно запустить свою обувь, чтобы она заплесневела и заросла мхом! Очень странно...
Следом за дяденькой Митяем мы прошли через распахнутую калитку. Участок казался тесноватым из-за, как мне показалось, беспорядочно растущих кустов, почти совсем забивших редкие невысокие деревья. Все они покрылись новой листвой, но еще не цвели. Эти заросли обступали одноэтажный бревенчатый дом с покатой чешуйчатой крышей. А вот наличники на трех окнах были самые обыкновенные, с облупившейся голубой краской, которая тоже напоминала чешуйки, только совершенно неинтересные. Запустил свое жилище дядя Митяй, за «копейкой» лучше следил. Неужели его Изосимихе тоже было наплевать?
Кстати, где она? Не услышать подъехавшие «жигули» было невозможно, мне кажется, даже глухому. И где знаменитое деревенское любопытство?
Через окна хозяйского дома ничего невозможно было разглядеть, все надежно скрывали плотно задернутые занавески. Никто не встречал ни дяденьку Митяя, ни нас.
Следом за дяденькой мы пошли по более-менее удобной тропинке мимо хозяйского дома к месту своего временного обитания. У стены дома стояли две огромные ржавые бочки. Я подумала, что это мусорные баки, но оказалось, они — для сбора дождевой воды, которой поливали огород. Леся немедленно предположила, что на самом деле в бочках прячут трупы. Мама на нее шикнула, но дяденька будто бы и не услышал. Хотя я заметила, что под ватником его точно передернуло.
Вечно Леська со своими придумками! Да и вряд ли туда можно человека засунуть, в такую бочку, разве что ребенка... Блин, вот как всегда: сестра выдумает, а я развиваю мысль, даже самую ерундовую!
Но едва мы повернулись спиной, в одной из бочек что-то плеснуло, заворочалось. В груди у меня неприятно екнуло. Я тут же обернулась, но наружу ничего не торчало, ничья голова. Может, показалось.
По неровной дорожке с уже подсохшей грязью мы обогнули хозяйский дом. Терраской с плотно занавешенными окнами он выходил на двор, то есть на огород, потому что никакого особого двора, конечно, не было. Подошли к небольшому, тоже одноэтажному, но гораздо ниже хозяйского, домику. На вскопанных грядках уже пробилась новая поросль неизвестно чего, но саму дорожку, мешая проходу, опутывала прошлогодняя трава и лопухи.
Домик состоял как бы из двух частей. Бревенчатая часть, крепкая, с трубой и очень маленьким окошком под самой крышей, тоже чешуйчатой, была баней. А пристройка к ней больше напоминала дощатый сарай, хотя на
