По иронии судьбы именно в это поначалу верил и Шампольон. Но с 1822 года его идеи претерпели настоящую революцию. К тому времени в мельчайших и точных деталях было опубликовано огромное количество нового материала, большая часть которого была собрана в наполеоновскую кампанию. А в январе того же года Шампольон увидел копию надписи на обелиске, который был доставлен в поместье Кингстон-Лейси (графство Дорсет, Англия). Греческая надпись на постаменте свидетельствовала, что монумент был посвящен Птолемею и Клеопатре. Шампольон обнаружил имя «Клеопатра», написанное моноконсонантными знаками в одном из картушей обелиска, и это же имя, написанное такими же знаками, – на Розеттском камне. Вооруженный этими новыми чтениями, Шампольон позднее смог прочитать большое количество поздних названий и имен, включая имена римских императоров, и на других монументах, в частности, на некоторых обелисках, установленных на площадях ренессансного Рима.
Рис. 9. Царские картуши с именами Птолемея (вверху) и Клеопатры (внизу).
Но как быть с письменами Египта до его покорения армиями Греции и Рима?
К 14 сентября 1822 года Шампольон опознал имена ранних египетских правителей – Рамсеса Великого и Тутмоса, которые были записаны фонетически. В том же году аббат Ремюза[27] предпринял первое исследование китайской письменности, не стесненное менталистскими фантазиями, и показал молодому египтологу, что даже китайская письменность была в значительной степени фонетической, а не просто цепочкой идеограмм. Принимая это во внимание, Шампольон опубликовал свое бессмертное «Письмо господину Дасье», в котором объяснил, почему изменил свое мнение об иероглифах вне картушей – в них тоже должен присутствовать фонетизм.
Рис. 10. Царские картуши с именами Тутмоса и Рамсеса.
Интеллектуальная плотина, возведенная его предшественниками, начиная с греко-римских времен, была прорвана. В течение следующих двух лет Шампольон разгадал египетское иероглифическое письмо. Результатом работы его выдающегося интеллекта стал вышедший в 1824 году «Очерк иероглифической системы древних египтян». На 400 страницах и 46 листах Шампольон доказал следующее:
1) египетская письменность была в значительной степени, но не полностью фонетической;
2) альтернативные варианты написания могут использоваться для одного и того же звука (поливалентность);
3) на основе коптской грамматики могут быть прочитаны иероглифические формы мужского, женского и множественного числа, а также местоимения и указательные прилагательные (такие как «мой», «его» и т. д.);
4) в египетском письме используются детерминативы, в том числе для передачи имен богов.
Кроме того, Шампольон
5) прочитал имена всех важных божеств Египта и
6) показал, как писцы могли играть с письменностью, приводя альтернативные варианты написания имени одного и того же бога – иногда написанные чисто морфемно, а иногда фонетически.
И, как будто этого было мало, Шампольон продемонстрировал, что царские картуши должны были создаваться по строгим правилам: у каждого фараона их было два – тронное имя и собственное имя (имя при рождении). Взгляните на любой обелиск, и вы увидите, что это так.
Чтобы никто не сомневался в правильности дешифровки, Шампольон опубликовал двуязычную надпись с египетской вазы из алебастра – иероглифами и клинописными знаками древнеперсидского слогового письма, которые только недавно были частично расшифрованы; оба текста содержали одно и то же имя – Ксеркс (Хшаярша по-персидски).
Признание ученого мира не заставило себя долго ждать – так же, как и резкая критика. Граф де Саси[28] и немецкий лингвист Вильгельм Гумбольдт[29] высоко оценили открытие Шампольона. Томас Юнг, до конца преданный своей несостоятельной теории об идеографической природе иероглифов, с одной стороны объявил открытия Шампольона своими, а с другой – сделал все возможное, чтобы дискредитировать их. Брюзгливый ропот специалистов, большинству из которых Шампольон утер нос, продолжалось более четырех десятилетий после публикации «Очерка» и окончательно замолк лишь после находки в 1866 году Канопского декрета, еще одного птолемеевского указа, воздающего почести Птолемею III и его супруге Беренике. Этот текст, высеченный, как и Розеттский камень, в трех вариантах – греческом, иероглифическом и демотическом – стал убедительнейшим доказательством правоты Шампольона.
В старой поговорке, что лучшие умирают молодыми, заключена горькая правда. После того как Шампольон смог наконец посетить Италию и руины долины Нила, в 1832 году, в возрасте сорока одного года, он перенес серию преждевременных инсультов. На портрете кисти Леона Конье он кажется воплощением героя романов своего соотечественника и современника Стендаля. Выдающиеся достижения Шампольона вызывают у меня сожаление, что он никогда не увидел ни одной иероглифической надписи майя, – не сомневаюсь, майяская письменность не скрыла бы от него свои секреты. Джон Ллойд Стефенс[30], первооткрыватель цивилизации майя в начале XIX века, созерцая поверженные монументы одного из погребенных в лесах городов, сокрушался: «Ни один Шампольон еще не обратил на них энергию своего пытливого ума. Кто же прочтет их?» [34].
Шампольон открыл возможность дешифровки древних логофонетических систем письма. Но наибольшее значение для истории западного мира имела дешифровка клинописных текстов Ближнего Востока, поскольку в них были запечатлены история, религия и мифология народов, знакомых ветхозаветным евреям.
Слово «клинопись» происходит от клинообразной формы штрихов, которые месопотамские писцы оттискивали на сырых глиняных табличках. Первым шагом в ее дешифровке была разгадка позднего клинописного силлабария, использовавшегося писцами Персидской империи. Именно благодаря трехъязычной надписи, прославляющей достижения Дария и Ксеркса, в первой половине XIX века началась дешифровка более ранней вавилонской письменности – логофонетической, как почти все известные древние системы письма.
