твою фотографию и буду носить возле сердца?
Чтобы хоть как-то загладить вину, обнимаю Золотова за спину и прижимаюсь щекой к плечу, при этом тоже смотрю на диковинное растение.
— Трави эти байки кому-нибудь другому Ниночка, — конечно же, не верит в искренность медальона и сердца. — Меня только удивляет, как ты поняла, что цветку требуется вода?
— Для этого нужно быть в гармонии с природой Максим Леонидович, — заявляю. — Я чертовски внимательна к мелочам. Взгляни листики красивые, но чуть-чуть поникли. Значит, им не хватает влаги. Ну и пальцем в горшок потыкала…
Максим недоверчиво поворачивает ко мне лицо.
— И что и там нашла?
— Сухость!
Тихонько стукнув Золотова между лопаток отстраняюсь. Мужчина смотрит на меня как на чудаковатую.
— Нин, так цветок же искусственный. В горшке вместо грунта литой пластик…
Ох…а вот этого я совсем не учла… Как и в любой непонятной ситуации делаю невозмутимое лицо.
— Я и говорю, нащупала сухость! Воды там точно не было.
Пока Золотов ищет логику между поливом и искусственным растением, торопливо ретируюсь обратно к сыновьям.
Мальчики смирно сидят там, где оставили — на диване. Для пущей важности сложив ручки на колени.
Размещаюсь возле них на корточки.
— Вы совсем, что ли? — шепотом провожу профилактическую беседу. — Зачем разлили воду в спальне Максима Леонидовича? И даже не думайте отпираться. Кто, если не вы? Мы в квартире были одни.
Дима стыдливо опускает глаза.
Догадываюсь, что оказалась права.
— Потому что Максим Леонидович злой, — оправдывается Ваня, тоже шепотом. — Он лишь прикидывается хорошеньким. Так ему и надо…
— И как ты понял, что Максим Леонидович злой?
— Он…он… — так и не решается признаться.
Дима, поерзав на диване, встает на ножки и склоняется. Шепчет мне на ухо:
— Прости мамочка, что не признались раньше, но мы ездили на работу к дяде Максиму и просили, чтобы он помог выгнать папу из дома. Мы не любим папу и не хотим с ним жить. А дядя Максим высмеял нас и не помог.
Охаю и жадно глотаю ртом воздух. Я просто в шоке от услышанного. Только и делаю, что таращусь на Диму, а он глазки прячет. Поворачиваюсь к Ване.
— Это правда?
— Если захочешь поставить нас в угол, то неправда.
— Что? Когда это я вас наказывала?
— Бабушка Зина говорила, что надо всегда слушаться взрослых, иначе будет наказание.
— Ваша бабушка под старость лет совсем с рельсов съехала, — кручу пальцем у виска. — Даже не думайте принимать всерьез ее бредни! Каких взрослых слушаться? А если этот взрослый сумасшедший?
Смотрю на сыновей и понимаю, что поступила верно, решив навсегда отделаться от Семенихина. Мальчики не скучают по Алексею и, оказывается, хотели распрощаться гораздо раньше, чем затеяла я.
Интересно, а почему Золотов не рассказа мне о том, что уже общался с Димой и Ваней?
Ах…он же адвокат, конечно, и будет всегда покрывать своих подопечных.
— Солнышки мои любимые, — одной рукой прикасаюсь к Ване, другой к Диме собирая их вместе, — надеюсь, больше сюрпризов мне от вас не ждать?
— Нет, мамулечка, — в голос твердят мне.
Золотов, переодевшись в чистую футболку и спортивные штаны, идет в гостиную и видит нас. Я и мальчики, не сговариваясь, замерли и только посматриваем на Максима.
— Притихли как бедные родственники.
Буркнув, Золотов разворачивается, и слегка прихрамывая, бредет в кухню. Проверил, что мы на месте теперь можно и кофе попить или еще чего-нибудь сделать.
— Бедные и очень голодные до объяснений! — отвечаю на его издевку. — Нам желательно знать, сколько еще дней придется сидеть в квартире на вынужденных каникулах!
При слове «каникулы» у Ванюшки вспыхивает радостью взгляд, а вот Дима, напротив, осунулся. Ободряюще глажу по голове сыновей и встаю. Дефилирую в сторону кухни, не забывая при этом сопеть, чтобы Золотов уж точно понял степень моего недовольства.
— Ну-с? — замираю возле стола и царапаю ногтями его поверхность. — Что сказали в судебном отделе?
— Краснов порхал от перспективы уничтожить мою репутацию, тем самым избавившись от главного соперника и… — смотрит мне на пальцы, — Нин, столешница сделана из итальянского дерева, не порть ее будь так добра.
Удивительно, но сейчас Золотов даже не орет, а говорит с каким-то ледяным спокойствием.
— … Я же хороший человек, — продолжает. — Вот за что ты так со мной, Ниночка?
Убираю руку за спину.
— Хороший человек, Максим Леонидович, себе мордоворотов вроде Сильвестра не нанимает! — чуть посмеиваюсь над мужчиной. Но Золотов совсем не реагирует на мои шутки.
— Будет суд, — заключает он, все так же отрешенно рассматривает пустоту. — И я до сих пор не могу понять, на что ты надеешься, Семенихина?
Отодвигаю стул и усаживаюсь рядом с Золотовым. Только сейчас до меня долетает аромат из кружки Максима. Он пьет совсем не кофе, а кое-что поинтереснее для успокоения души и нервов. Вот поэтому адвокат реагирует на все с прохладцей.
— Эх, Максим Леонидович, — шепчу, чтобы сыновья не услышали, — любишь на посвящение в студенты развлекаться, люби и по судам ходить…
— Ты о чем?
Наконец Золотов не только слушает меня, но и слышит, а не так, как было в массажном салоне.
— Тебе же было хорошо той ночью в общежитии? Ты был молод и горяч…
Максим задумчиво растирает пальцами подбородок и, наверное, мысленно воссоздает события из прошлого.
— И?
— Мне тоже было нормально. Именно нормально, обойдемся без лести.
— Что?! — запоздало восклицает. — Да как ты смеешь?! — не выдержав, встает. — Очередная провокация? У тебя под одеждой спрятан диктофон? Что за бред ты несешь Нина?
Беру кружку Золотова. Понюхав, на глоток соблазняюсь сама, а то сердце в груди уж очень заколотилось. После предлагаю Максиму.
— Выпей еще снадобья. Ты был в таком затуманенном сознании, что и не помнишь меня… и думаю половину того праздника тоже.
И я, конечно, угадываю. Золотов на мои предположения реагирует мгновенно, опустошая залпом напиток для душевной гармонии.
Клочок той ночи навсегда выпал из памяти Максима, оттого он сейчас поглядывает на меня настороженно, будто считает, что я вру, и решила воспользоваться ситуацией.
Хлопаю себя по платью, демонстрируя Золотову, что никаких предметов шпионажа на мне нет.
Максим разочарованно опускает голову.
— Хочешь, чтобы все случилось по закону?
— Сначала было по обоюдному согласию, а теперь да, по закону.
— Ладно, — кривится он. — Ты Семенихина даже представить не можешь, с кем связываешься. Против кого собралась в суде выступать.
— У меня выбора нет.
Внезапно мы оба замолкаем, прислушиваясь к тоненькому голоску Димы. Сынок с кем-то разговаривает, и это точно не Ваня, ведь ответов после заданных Димой вопросов нет.
— Секундочку Максим Леонидович, — предупреждаю я. — Чуть позже
