говорила, что тебя воспитывал отец.
— Мы с отцом противостояли всему миру. Он был музыкантом, и музыка утешала нас обоих. После смерти матери я жила музыкой. Ничто так не утешало меня, как игра на пианино. Я не просто играла, а растворялась в музыке.
Отец считал меня талантливой. У меня были лучшие учителя, и даже они считали, что я очень одаренная. Думаю, отец забывал о собственной боли, погружая меня в новый мир. Мне кажется, он почувствовал себя успешным отцом, но большую часть времени ощущал себя сбитым с толку и не в своей тарелке. Мое пианино стало его целью и моим спасением.
Когда мне было двенадцать, мой учитель устроил мне сольный концерт. Это была невероятная честь. Там должны были присутствовать самые влиятельные лица музыкального мира. Но я вышла к зрителям и замерла. Меня словно парализовало. Отец не сумел меня успокоить.
У меня было такое же чувство, какое я испытала, когда смотрела на гондолы. Когда я потеряла маму, мир для меня изменился безвозвратно. С тех пор я ненавижу перемены. И отчасти я понимала: хотя я хотела играть, знала, что, если это сделаю, мир снова изменится, и я не смогу его контролировать.
— Я сомневаюсь, что поездка в гондоле изменит твою жизнь.
— Ты сам сказал, что надо почувствовать страх, перетерпеть и жить полной жизнью.
— Где сейчас твой отец? — спросил Тревор.
— Он умер от рака пять лет назад. — Джейси колебалась. — Жаль, что мы не до конца с ним помирились до его смерти. Он наверняка считал, что я предала его в тот день.
— Тебе было двенадцать!
— После этого он перестал интересоваться моим музыкальным развитием. Нас больше ничего не связывало. И чего бы я ни достигала в музыке после этого, он всегда считал, что моя лучшая возможность упущена.
— Сочувствую, — сказал Тревор. — Жаль, что вы не наладили свои отношения.
— Почему он не понимал меня? Я бы поняла его, если бы оказалась на его месте. Знаешь, с того дня я ни разу не выступала публично. Я люблю преподавать. И играть. Но я не могу выступать. По-моему, тот случай обнажил мои самые глубокие страхи — ошибиться, потерять контроль и опозориться.
Джейси задумалась над тем, что рассказала Тревору. Он долго молчал, и она решила, что наговорила лишнего.
— А что, если, — медленно произнес он, — причина не в страхе перед переменами в тот вечер в концертном зале?
Джейси замерла, открыла глаза и озадаченно посмотрела на него. В ее душе затеплилась надежда. Казалось, он увидел то, чего не видела она.
— Что, если, — тихо продолжал Тревор, — ты просто не хочешь делить то священное пространство, которое утешало тебя после смерти матери? Ты не желаешь делиться им со всем миром.
От удивления она открыла рот, на ее глазах выступили слезы.
— Я всегда считала тот день своей величайшей неудачей.
— Считай, что ты набралась смелости, чтобы сохранить свой дар для себя, а не отдавать его.
Она расплакалась.
— Посмотри в окно! — сказал Тревор.
Джейси не хотела смотреть в окно. Она желала и дальше сидеть рядом с Тревором и прижиматься к нему.
— Джейси, ты должна это увидеть!
Она почувствовала, как в ее душе зарождается смелость. Как зеленый стебелек, прорастающий из грязи и снега.
Джейси слегка повернула голову и сквозь слезы увидела, как лучи света пронзают снежную пелену. Они продолжали ехать вперед, и перед ними постепенно появились сверкающие суровые скалы, нетронутый снег, тенистые леса и бескрайние голубые небеса.
Джейси была поражена красотой природы.
— Теперь ты понимаешь? — спросил Тревор великолепным глубоким и нежным голосом. Он вытер слезы с ее лица.
— Да, — сказала она. — Я понимаю. Я совершила некий духовный прорыв, и мир вокруг изменился.
— Я имел в виду, ты видишь, что мы почти приехали и кабель не оборвался?
Им было суждено увидеть мир по-другому. Джейси на секунду отвела взгляд от удивительного вида за окном и посмотрела на Тревора. Она не поверила его последнему заявлению. Она знала: он отлично понял, о чем она сказала.
Ей хотелось провести пальцами по его подбородку и носу и пригладить вихор на затылке.
Вместо этого Джейси засунула руку в карман, стыдясь своего желания. Она может лучше узнать Тревора, не прикасаясь к нему и не осложняя их отношений.
Тем не менее она не сдержалась и произнесла:
— Я понимаю, почему Кейтлин любила тебя.
— За мою неземную красоту?
Она рассмеялась.
Он мягко и очень тихо сказал:
— А я понимаю, почему она любила тебя.
Глава 9
Джейси казалось, что они с Тревором танцуют между небом и землей. Нечто подобное могут испытывать те, кто летает на самолетах. Но в полете не бывает такой странной и прекрасной тишины.
Она подумала, что, наверное, именно на это надеялась Кейтлин, составляя тщательно продуманный план поездки для своей лучшей подруги и мужа. Любовь Кейтлин к ним обоим могла исцелить то, что казалось неизлечимым.
Конечно, Джейси нужно бороться с ощущением, что ее волнение каким-то образом связано с Тревором. Преодолевая свой страх, она разоткровенничалась с ним, но ей надо тщательно следить за тем, чтобы ее не увлекли запретные чувства к мужу своей лучшей подруги.
Джейси приуныла, когда путешествие по канатной дороге закончилось. Они прибыли в гондоле прямо в центр деревни «Лунный свет». Пока Тревор помогал ей выбраться из гондолы, она огляделась, пытаясь осознать происходящее.
Она думала, что Банф — причудливый и милый, но «Лунный свет» напоминал деревню, сделанную из имбирных пряников. С крутых крыш бревенчатых изб падал снег. Магазины и небольшие бутики-отели выстроились вдоль плавно изгибающейся засыпанной снегом главной дороги. Солнце ярко светило, а снег искрился и переливался как голубые бриллианты.
Лыжные стойки были повсюду — перед каждым зданием по несколько штук, и все они были заполнены лыжами и сноубордами. Лыжное оборудование походило на произведение искусства с графическим ярким дизайном.
Люди в пестрых куртках, шапках и очках неуклюже вышагивали в огромных ботинках, иногда с лыжами на плечах.
За деревней возвышалась гора Лунный свет — могучая и величественная. Ее нетронутые склоны выглядели как холмики из взбитых сливок и были усеяны лыжниками. И лыжники, и сноубордисты поднимались на горнолыжных подъемниках, которые, по мнению Джейси, были страшнее канатной дороги. Но в какой-то момент она поняла: хотя у нее засосало под ложечкой от мысли о поездке на горнолыжном подъемнике, она не ужаснулась, а просто разволновалась.
Джейси попала в чужой и восхитительный мир, в котором не было шума автомобилей, а
