Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
картин, которые ему не по душе, а я пою дифирамбы тем из них, которые мне нравятся. Однако в конце концов мы осматриваем всю экспозицию и выходим обратно на улицу.
– Ты хочешь есть? – спрашиваю я, когда воздух наполняется ароматом свежего печенья. – Пекарня мисс Велмы вон там.
– Это ведь она печет овсяное печенье с изюмом? – спрашивает Хадсон.
– Да, она, – отвечаю я, глядя на него с любопытством. – Откуда ты знаешь?
– А не все ли равно? – Он пожимает плечами: – Я думал, что главное – это поесть печенья, а не поговорить о нем.
– О, поверь мне, мы можем сделать и то, и другое.
Я торопливо прохожу сто футов до магазинчика мисс Велмы, и Хадсон идет за мной.
Звенит колокольчик, когда мы открываем дверь, и мисс Велма, оторвав взгляд от свежей партии печенья, которое она выкладывает на прилавок за стеклом, приветливо машет нам рукой.
Она высокая чернокожая женщина с узким лицом и седыми кучерявыми волосами. На секунду меня охватывает облегчение от того, что она по-прежнему здесь. Она стара и выглядит хрупкой, у нее ссутуленные плечи и узловатые пальцы. Но ее улыбка озаряет весь магазинчик, как и всегда.
– Грейс! – вскрикивает она и, распахивая объятия, на мгновение делается похожей на девочку. – Моя малышка! Я не знала, увижу ли я тебя снова.
– Вам следовало бы знать, что даже несколько тысяч миль не смогут помешать мне вернуться к вашему печенью, мисс Велма, – говорю я.
– Ты права. Мне следовало это знать, – отвечает она, смеясь и одновременно с любопытством глядя на Хадсона. – А как зовут твоего друга?
– Мисс Велма, это Хадсон. Хадсон, это мисс Велма.
– Которая печет лучшее печенье в Сан-Диего, – добавляет он с вкрадчивой улыбкой.
– Которая печет лучшее печенье в стране, – поправляю его я, а мисс Велма заливисто смеется.
Затем она берет с прилавка за спиной небольшую коробку и начинает наполнять ее шоколадным печеньем с кусочками шоколада еще до того, как я успеваю проронить хоть слово.
– Мы возьмем еще овсяное с изюмом, – говорит Хадсон, и мисс Велма расплывается в улыбке.
– Прекрасный выбор. Это мои любимые! И их всегда выбирала моя любимая покупательница Лили. К сожалению, они продаются хуже других, так что я не пекла их уже несколько недель. – Она закрывает коробку. – Всем подавай печенье с шоколадом или с корицей или шоколадное с кусочками шоколада. Никто не хочет брать то, что претендует на звание здоровой пищи, хотя ей не является. Но этим утром что-то подсказало мне напечь и овсяного, и я так рада, что оно у меня есть.
– Я тоже, – пылко заверяет ее Хадсон. – Я никогда его не пробовал, и мне очень хочется отведать.
Что-то смутно беспокоит меня, ощущение какой-то подмены. Но прежде чем я успеваю понять, в чем дело, мисс Велма берет руку Хадсона и пожимает ее.
– Надеюсь, когда ты будешь есть его, то почувствуешь всю ту любовь, которую я вложила в него.
Какое-то время Хадсон ничего не говорит, просто смотрит на ее старую руку, сжимающую его кисть, сильную и молодую. Когда молчание слишком затягивается, он прочищает горло и шепчет:
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста, мой дорогой. – Она снова пожимает ему руку, прежде чем нехотя отпустить ее. – А теперь идите на пляж. Передавали, что сегодня будет дождь, так что воспользуйтесь хорошей погодой, пока у вас есть такой шанс.
– Дождь? – повторяю я, но мисс Велма уже удалилась в подсобку.
– Пойдем? – говорит Хадсон и, толкнув дверь, отступает в сторону, чтобы пропустить меня вперед, так что у меня не остается другого выхода, кроме как взять коробку с печеньем и выйти на улицу.
Глянув на небо, я понимаю, что мисс Велма была права. За то недолгое время, что мы находились в магазинчике, небо из ярко-голубого стало зловеще серым. Солнце скрылось, и мир вокруг меня кажется теперь темным и мрачным, таким, каким Сан-Диего никогда не казался мне прежде.
Мне это не нравится. Совсем. И когда Хадсон выходит на улицу вслед за мной, я невольно начинаю гадать, не знамение ли это.
Но если да, то о чем оно предупреждает меня?
Глава 17
Такие вот дела
Пока мы идем к пляжу, ветер усиливается. Теперь океан находится прямо перед нами, и я вижу, как вздымаются волны, как с каждой секундой они разбиваются о берег все громче и чаще.
У меня сжимается сердце, натягиваются нервы, но я делаю глубокий вдох и пытаюсь не обращать на это внимания. Хадсон спрашивает:
– А что случилось с Лили?
Я вздыхаю:
– Она умерла от рака полтора года назад. Ей было девять лет, и больше всего на свете она любила овсяное печенье с изюмом, которое печет мисс Велма. Когда она стала совсем плоха, она соглашалась есть только их.
Хадсон смотрит на море, и на его лице ходят желваки.
– Не знаю, удивительно это или ужасно.
– Да. – Я издаю слабый смешок. – Я тоже не знаю, но думаю, что, скорее, удивительно, потому что она была удивительной девочкой. Всегда оставалась веселой, как бы плохо ей ни было от химиотерапии и какую бы она ни испытывала боль.
– Ты знала ее? – На его лице написано удивление.
– Только благодаря тому, что ее мать очень часто приводила ее в этот магазин. Они садились за угловой столик, и Лили раскрашивала свои рисунки, пока мисс Велма пекла для нее партию овсяного печенья с изюмом. – Я невольно улыбаюсь, вспомнив, как старательно Лили раскрашивала.
– Когда я вырасту, Грейс, я стану художницей – такой же, как те, чьи картины висят в галерее мистера Родни.
– Не сомневаюсь, Лили. Ты рисуешь самые потрясающие цветы, которые я когда-либо видела.
– Это потому, что я сама цветок, я лилия. Самый красивый цветок. Так говорит мама.
– Твоя мама абсолютно права.
Мне вспоминается отрывок одного из наших последних разговоров, и я с усилием сглатываю. Хадсон не спрашивает меня, о чем я думаю, но, наверное, это и так очевидно. Он перекладывает коробку с печеньем в ту руку, которая дальше от меня, и немного ускоряет шаг.
– Эй! Нам надо съесть по печенью прежде, чем мы дойдем до воды, – говорю я ему, стараясь не отставать, хотя мои ноги и короче. – Такова традиция.
– Я подумал, что тебе не захочется их есть после того, что ты мне рассказала, – отвечает он. Должно быть, он замечает, что мне трудно не отставать от него, потому что снова начинает идти медленнее.
– Ты не ошибся, – подтверждаю я. – Но мы должны съесть по печенью.
Он поднимает бровь:
– Традиция есть традиция?
– Вот именно. – Я улыбаюсь ему.
Судя по его виду, ему хочется возразить, но в конечном итоге он просто кивает, а затем открывает коробку с печеньем.
Я беру несколько овсяных печений, лежащих сверху, протягиваю ему одно из них и говорю:
– За Лили.
– За Лили, – повторяет он, и мы откусываем по кусочку.
Я никогда не была любительницей овсяного печенья с изюмом, но все равно съедаю по одному такому каждый раз, когда оказываюсь в магазинчике мисс Велмы. За Лили. За мою мать, которая тоже любила овсяное печенье с изюмом. За моего отца, который их терпеть не мог, но все равно ел, потому что знал, что мама не станет печь для себя одной.
Мне их так не хватает. Это странно – в иные дни я просыпаюсь, и мне начинает казаться, что все не так уж ужасно. Но почему-то получается, что эти дни хуже, чем те, которые начинаются скверно. Потому что в такие дни все поначалу идет нормально, я занимаюсь своими привычными делами, но затем что-то вдруг пробуждает во мне воспоминания, а я к этому не готова.
И тогда я снова чувствую себя раздавленной горем.
Как сейчас, когда оно снова сокрушает меня.
– Эй, что с тобой? – спрашивает Хадсон и протягивает руку, будто желая утешить меня. Или поддержать.
Я инстинктивно отшатываюсь. И напоминаю себе, что, хотя сейчас он и ведет себя мило, это не значит, что он не социопат. Убийца. Чудовище.
– Ничего, я в порядке, – говорю я, прогнав остатки своей печали, потому что не могу позволить себе быть уязвимой. Только не сейчас и не перед ним. – Давай просто съедим печенье.
Чтобы доказать серьезность своего намерения, я откусываю большой кусок овсяного печенья и старательно жую его, делая вид, будто на вкус оно не похоже
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
