Никогда б не обсохло.
Не пропала б мужская сноровка.
В этот день рождения я загадываю желания не только на будущее, но и на прошлое (все равно ни то ни другое не сбудется – так что разницы нет). Мне надо было:
1. Родиться блондинкой. Блондинкам хорошо – их мужики любят, и им ноги можно брить раз в неделю.
2. Пойти в артистки. Вкус к сценическому успеху я почувствовала еще в детстве, во время отдыха в крымском санатории.
На концерт самодеятельности я записалась читать стихи. Зал был битком набит. Конферансье вывел меня на ярко освещеную сцену.
– А сейчас эта милая девочка прочтет нам стишок Есенина.
Я мучительно передохнула.
– Ну, давай – откуда помнишь.
Это был успех! До конца смены отдыхающие провожали меня взглядами и называли «та самая артистка».
3. Еще надо было побольше заниматься развратом. Недавно одна мадам прислала рукопись – я аж обзавидовалась главной героине: «Лиза и ахнуть не успела, как ощутила себя пронзенной чуть ли не насквозь. Граф крепко держал ее за бедра, направляя и в то же время не позволяя „сорваться с крючка“. Куда Лиза ни придет – везде за какой-нибудь „крючок“ зацепится. Вот это жизнь!
4. Сесть на здоровую диету: чтоб никаких пирожных, никаких стейков. Салат, капустка, яблочко – это все, что мне нужно для полного счастья.
Поделилась мечтами с Мелиссой: блондинистость, сцена, секс, вегетарианское меню… Она только поржала:
– Тебе надо было родиться белым кроликом и жить в шляпе у фокусника.
Железная дорога (мемуары)
[1984 г. ]
– Денег проводники зарабатывают во сколько! – сказал второгодник-рецидивист Еремин и сделал жест рыбака, описывающего добычу.
Мы, желторотые первокурсники, слушали его, онемев от уважения. Среди нашей тощеочкастой стаи Еремин смотрелся как танк среди велосипедов, и мы не могли не верить ему.
– А где, ты говоришь, в проводники записывают? – не утерпела я.
Еремин поворотил сытый взгляд, вынул из моей руки сигарету и затушил ее в пепельнице.
– А тебе, деточка, я не рекомендую работать по этой специальности.
Но нужный адресок дал.
Железная дорога охотно нанимала студентов на лето. Направление на поезд нужно было получить в узком, как амбразура, окошечке. Жирная рука на несколько минут забирала паспорт: если среди страниц обнаруживалась двадцатипятирублевка, проводника ставили на юга; если червонец – на «хлебный» Хабаровск, а за справку из студенческой поликлиники слали матом в неперспективный Северодвинск.
– Дурыща, – ласково пробасила моя напарница тетя Валя, веселая богиня пассажирских перевозок. – Слухай сюды, щас я тебе повышение квалыфыкации сделаю.
Под стук колес и бульканье водки я познала все секреты проводницкого ремесла. Тетя Валя была человеком добрым и словоохотливым и, если ей давали вовремя опохмелиться, не утаивала ничего.
– Лучше всего было в Грузыю ездыть, – вспоминала она, смахивая слезу воспоминаний. – Там как абрыкосы поспеют, в кассах тут же кончаются былеты – ну, штоб не ездыл, кто не надо, и ценные места в вагонах не занымал. Прыпрут мне, бывало, сто ящиков с абрыкосами, заставят все полки и денег насуют – штоб я довольная была. А к ящикам у них завсегда грузын прылагался – и тоже, понимаешь, с деньгами для чыстосэрдечной благодарности. Начальник поезда идет – ему даст; ревизор идет – ему; мылыционер заглянет – и ему спасиба скажут. Такой уж грузыны хороший народ.
Потом у тети Вали не сложились отношения с окошком-амбразурой, и ее лишили абрикосовых привилегий. Но и по пути в Северодвинск мы с ней ухитрялись заколачивать нехилые бабки. Главным источником дохода были «зайцы». С билетами была напряженка не только в Грузии.
Если в поезд заходили ревизоры, один из проводников оставался заговаривать им зубы, а второй бежал в соседний вагон предупреждать коллег. Сигнал тревоги распространялся, как огонь по сухостою. «Зайцев» в спешном порядке прятали: кого в туалетах запирали, кого выпинывали в вагон-ресторан, кому за небольшую денежку продавали использованные билеты с прошлого рейса.
Впрочем, если «зайца» ловили, особой беды не было. Ревизорская совесть мгновенно усыплялась либо водкой, либо взяткой.
Еще одним источником дохода были бутылки: иногда с вагона собиралось по 10 мешков. На конечной станции к перрону подъезжали темные личности и, загрузив стеклотару в машину, отсчитывали нам мятые, пахнущие пивом рубли. В приемных пунктах бутылка шла по 20 копеек, а темные личности платили нам по 15. И все были довольны.
Обороты нелегальной коммерции при железной дороге поражали воображение. Сахар, который проводники выдавали пассажирам, был фирменным, железнодорожным. Но при этом – сворованным непосредственно с завода и перепроданным нам за полцены. Обертка на месте, качество то, что надо, – ни один ревизор не придерется. То же самое было с чаем.
Если нам выпадал рейс на Дальний Восток, мы заставляли все служебное купе яйцами. Половина тухла по дороге, но их все равно брали нарасхват.
Но главная тайна проводницкой профессии была пострашнее тухлых яиц. Дело в том, что постельное белье нам выдавали по количеству койко-мест. А ведь кто-то сходил раньше, кто-то подсаживался позже…
Откровение мне было во время первого рейса на Север.
– Теть Валь, пассажиры спать хотят – белье требуют, – сообщила я, влетая в служебное купе.
– Щас, щас…
Вытерев сладкие губы, тетя Валя нагнулась над мешком с использованным бельем и вытащила комок грязных простыней.
– Делай как я.
Она разложила простыни на сиденье и стала разглаживать их мокрой тряпкой.
Я с ужасом смотрела, как тетя Валя складывает влажное белье, придавая ему приблизительно товарный вид.
– Теперь прыглуши свет в вагоне, штоб ныкто нычего не заметыл, – сказала тетя Валя и, подняв стопку «чистых» простыней и полотенец, вышла в коридор.
Я была уверена, что ее сейчас побьют.
– Но ведь они же заметят, что белье сырое!
– А мы скажем, что у нас сушилка в прачечной сломалась.
