него есть оруженосец, который должен начищать круп коня. Это дисциплинирует и учит порядку.
Проверив снаряжение, рыцарь не нашел сапог у Ницеля. Его портянки развязались с ног и упали в грязь. Голые пятки торчали из-под шерстяного пледа.
— Это не я, сьер, клянусь вам, — испуганно сказал Дуг. — Я не брал сапоги.
— Конечно не ты. Зачем они тебе? Они слишком большие для твоих ног, и ты никак их не продашь, чтобы я не заметил. К тому же, у правого сапога не было подошвы. Странно, что они взяли только сапоги и больше ничего не тронули, — Фолкмар проверил все, и действительно больше ничего не пропало. Походный рюкзак был на месте, на нем висело огниво на самом видном месте, совершенно не тронутое. Внутри лежали мази Ницеля, целый мешок вяленой говядины, жесткой, как подошва, по мешочку пшенки и овса для его слабых зубов, точило, несколько ножей, тряпки, пропитанные маслом и еще куча всякой всячины.
— Может, их отпугнул запах? — спросил Дуг.
Это было похоже на правду. Прикасаться к добру мертвеца была плохая примета. А от Ницеля начинало пахнуть совсем не тем, чем обычно, хоть пока и не так сильно.
— Сегодня был длинный день. Наверное, путь Ницеля на этой земле пора закончить, — тяжко вздохнув, сказал Фолкмар. На мгновение он оглядел свое добро и призадумался, — Дуг, сбегай-ка к Хельге в таверну и спроси, есть ли у нее лопата.
Глава 5
Ветра на холме
Фолкмар старался не думать, насколько ему грустно. Время скорбеть сейчас, чтобы проводить его, как следует — говорила ему совесть, но он не хотел слушать. Ницель заслуживал его грусть, черт побери, заслуживал как никто на свете, но душа старого рыцаря словно превратилась в камень.
Побудешь слугой, а потом станешь оруженосцем, а там и до рыцаря недалеко, так он говорил ему. Глупо и жестоко так поступать с человеком, хоть и простым. Он ведь и сам был когда-то прост, даже хуже, чем прост, он был щенком Псового переулка.
«Да, вы незатейлив и прям, сьер, но титул рыцаря дает завитушки к душе», — однажды сказал ему Ницель.
Может, он тоже хотел завитушки к своей душе? Во всяком случае, он никогда не говорил об этом и как будто смирился со своей судьбой. Одним богам было известно, почему он не покинул его. Следовало бы сбежать от нищего хозяина, когда он в третий раз сказал, что тот не готов стать оруженосцем. Тем холодным осенним утром Фолкмар просто испугался, что останется один. А ведь Ницелю исполнилось уже восемнадцать, он хорошо обращался с мечом, ладно сидел на коне и мог прокормить себя если не мечом, то руками. В походе ему не было цены, он чистил коня, варил похлебку, штопал одежду и умел расставлять силки. Почуяв его, а не почуять Ницеля мог разве что безносый, зайцы сразу прятались по кустам, будто знали, насколько он стремителен.
Однако, характера ему недоставало, это правда. Права была Хельга, может, поэтому он и не решился уйти. В любом случае, такого, как Ницель ему было не найти. Фолкмар тогда приближался к полувеку, и он уже умирал пару раз, поэтому знал, что ничего хорошего его не ждет. Кто согласится ходить со старым дураком, которому больше нужна нянька, чем ученик? Его страх обманул эту душу и сломал ее судьбу. А в итоге он все равно остался один. Фолкмар посмотрел на Дуга: этому характера точно хватит, чтобы бросить его, как только придет время. Вот только этого времени не настанет. Старый рыцарь решил окончить свой путь на этой земле до того, как его оруженосец сбежит. Он не хотел однажды проснуться, не обнаружив вокруг ничего, кроме своей старости.
Недавно прошел дождь, и в воздухе пахло сыростью ранней весны. Она вышли за пределы Аоэстреда, поднявшись к широким гротам. Туда, где зияющие рты скал ревели приливными волнами, а верхушки покатых холмов заросли густой шапкой травы, словно жесткими зелеными волосами. Высокие стебли гнулись в сторону городских стен от моря, повинуясь порывистому бризу. Здесь никто не бывал, кроме ветра и крика чаек.
Первые ямы давались с трудом — корни травы вцепились в землю, словно пес в добычу. Но Фолкмар обещал похоронить его там, где гуляет ветер. Потому что Ницель любил ветер.
Закутавшись в шерстяной плед, Дуг сидел рядом и догрызал орешки. Пару раз Фолкмар отбирал у него лещину, пока они держали путь из города, но он как-то умудрился их снова найти. У него был воистину бездонный желудок, он, наверное, съел бы и лечебные мази, что лежали в сумке на боку у Чемпиона, но очень уж они дурно пахли. У Фолкмара было совсем не то настроение, чтобы раздавать тумаки, и он махнул рукой, решив, что сделает это позже. Когда вернет Хельге лопату и возьмет еще пару мешочков жареной лещины. Тогда-то он спрячет ее получше.
— Вы устали, сир? — спросил Дуг, глядя на то, как вспотел старик, — Я могу помочь докопать могилу.
Без доспеха он выглядел совсем жалко, Фолкмар это знал. Снаряжение лежало рядом, снявшись с него вместе с титулом рыцаря. Ведь именно доспех, меч и конь делают из тебя воина, давшего клятвы, а без них ты просто человек, неспособный сдержать свои обещания. Хотя, Фолкмар даже с доспехом не мог их сдержать, он и доспех-то держал на себе с трудом, что же говорить о клятвах. Без него было легче копать, поэтому пришлось забыть, какое впечатление он производит на своего воспитанника.
Длинное, словно тесанная балка и худое, словно морской гарпун тело с трудом сгибалось и разгибалось, но лопату старик держал твердо. Теперь можно было горбиться без опаски — стальной ворот нагрудника не упирался с болью в шею.
— Я должен сделать это сам, — ответил Фолкмар, разогнувшись. Он решил немного передохнуть, — Нужно откопать еще примерно половину. Его кости не должны найти ни собаки, ни степные падальщики.
— Собаки ищут по запаху, но тут они его точно не учуют, — сказал Дуг, кутаясь в шерстяной плед. — Здесь очень сильный ветер.
— Да, сильный, — кивнул Фолкмар, — Именно так, как он и любил.
Слева стена столицы напоминала улыбчивую белую челюсть, без губ, которые бы прикрывали зубы, справа — серую
