ногой, выглядывая из-за ствола.
Юноша охотился на маленькую птицу, сидевшую на низкой ветке. Она перепархивала с места на место совершенно непредсказуемым образом.
Атлатль сделал еще один осторожный шаг – и, случайно наступив на сухую ветку, вздрогнул от ее хруста. И все-таки, несмотря на его оплошность, жертва, казалось, ни о чем не подозревала.
Атлатль вложил камень в кожаный мешочек своей новой камнеметалки, которую он смастерил после того, как Пауоу выбросил его первое оружие в реку. Легким движением запястья он покачал палку и убедился, что кожаный мешочек висит открытой частью вверх, чтобы камень не выпал. Потом Атлатль сделал шаг вперед и резким движением распрямил запястье. Кожаный мешочек издал свистящий звук, когда юноша выбросил руку вперед. Камень со свистом полетел вперед, и…
С дерева слетел лист, сбитый камнем прямо над головой у птицы. Когда он опустился на землю, та защебетала и перелетела на другую ветку.
Это была седьмая неудачная попытка. Больше всего Атлатля расстраивало то, что птица будто и не догадывалась о преследовавшем ее охотнике.
– Погоди, недолго тебе осталось, – предупредил он птицу.
Пичуга беспечно перепорхнула на другую ветку.
В сумке, висящей у Атлатля на поясе, оставалось всего три камня. Когда камни закончатся, придется вернуться за ними на берег реки.
Несмотря на угрозы птице, на самом деле Атлатль сомневался, был ли смысл и дальше тратить время на эту затею. Он ни на толику не приблизился к тому, чтобы попасть в цель. Юноша разочарованно вздохнул и вытащил последние три камня, собираясь бросить их на землю и пойти обратно в стойбище.
Но вдруг задумался и уставился на камни, лежащие в руке.
Сразу три камня?
Так-так-так…
Инстинкт подсказывал ему: камни слишком велики, чтобы метнуть их одновременно.
Но что если он попробует метнуть маленькие камешки? Горсть мелких камней россыпью полетит во все стороны из камнеметалки. Если хотя бы один из них все-таки попадет в птицу…
Атлатль развернулся и заковылял к берегу реки.
Глава четырнадцатая
Атлатль сидел на большом круглом камне возле логова, где оставил Тигренка четыре дня тому назад. Он поставил рядом с собой копье и камнеметалку. Теперь юноша действовал по-другому, не как в тот раз, когда он выслеживал птиц: настало время устроить засаду. От него требовалось лишь спокойно и терпеливо ждать приближения жертвы, но на самом деле он надеялся, что к нему придет Тигренок.
Перед Атлатлем на земле, между камнем, на котором он сидел, и логовом, где родился Тигренок, лежали шесть мертвых окровавленных птиц, которых он положил для приманки. Все это говорило о том, что юноша был хитрым и терпеливым охотником. Тушки птиц служили доказательством того, что камнеметалка хорошо срабатывала, когда Атлатль пускал в ход горсть мелких камней: они разлетались в стороны, и ему не нужно было целиться так же тщательно, как бросая один большой камень.
Вот уже три дня подряд он устраивал засаду. И каждый день, прождав несколько часов добычу, которая так и не появлялась, Атлатль оставлял приманку на одном и том же месте. А когда возвращался туда на следующий день, каждый раз находил лишь разбросанные перья и кости, и это говорило о том, что крошечные тушки обгладывал какой-то зверь.
Но был ли этот падальщик тем, на кого он устраивал засаду? Или это все-таки Тигренок? Быть может, он погиб или исчез и какое-то другое животное пожирает птиц, принесенных Атлатлем?
Он узнает ответ, только если будет ждать.
Атлатль склонил голову и прислушался. Ему хотелось позвать Тигренка, но нельзя было привлекать внимание хищников, например лютых волков, с которыми ему уже довелось столкнуться.
Юноша услышал отдаленный грохот, доносившийся из черных туч на горизонте, далеко в долине. Он не удержался и взглянул вверх, чтобы посмотреть, не летит ли Громовая птица.
Атлатль несколько раз моргнул. Вдалеке в небо взмыла какая-то темная точка.
Он напряг зрение: ему показалось, это было что-то большое. Но не стоило думать, что это на самом деле Громовая птица. Точка находилась слишком далеко, и Атлатль не мог оценить ее размеры. Еще глупее было говорить кому-нибудь в племени, что он видел Громовую птицу. Никто бы не поверил ему.
Точка исчезла.
Гром прогремел еще сильнее.
Атлатль забеспокоился. Дождь выше по течению только усилил бы разлив реки. Уровень воды в ней теперь поднимался очень быстро, и некоторые женщины в племени начали шептаться об этом. Но мужчины их уверяли, что река никогда не затопит стойбище, расположенное на высоком берегу.
Атлатль услышал еще кое-что: где-то позади него зашевелились кусты. Кожа покрылась мурашками. Неужели кто-то охотился на него?
Или наконец все-таки пришел Тигренок?
Юноша напряг внимание и снова прислушался. Довольно долго не было слышно ни шороха, и он немного расслабился.
Слабый рокот все еще доносился со стороны далеких туч.
Атлатль встал и потянулся, поморщившись от боли в ноге. Но едва он опять уселся на большой камень, как заметил, что в зарослях промелькнуло рыже-коричневое пятно.
Юноша замер.
Саблезубый тигр!
Снова перед его глазами промелькнул рыже-коричневый мех. От внезапно возникшей мысли у Атлатля по коже побежали мурашки. Это животное двигалось как охотник, преследующий добычу.
А если это был другой саблезубый тигр?
Атлатль встал, держа копье наготове.
Очевидно, зверь знал о том, что здесь притаился человек, поэтому можно было окликнуть его.
– Тигренок?
В ответ послышалось рычание.
В нем звучала не угроза, а предупреждение.
Зверь выскочил из-за куста и бросился к охотнику.
– Тигренок!
Тот остановился неподалеку от Атлатля, и юноша шагнул ему навстречу.
Зверь отступил назад.
– Смотри, у меня нет веревки, – сказал Атлатль. На самом деле ее просто не было у него в руках. Юноша спрятал ее за деревьями, надеясь, что на этот раз Тигренок не попытается пойти за ним обратно к стойбищу.
Он снова шел на риск. Изгнание означало, что никому из племени не разрешалось вступать в контакт с изгоем и общаться с ним. Нельзя было также делиться ни едой, ни кровом. Вот почему изгнание считалось самым суровым наказанием из тех, что мог наложить Совет старейшин.
Но Атлатль все это время не переставал гадать о том, выжил ли Тигренок.
Он пододвинул к зверю копьем одну из птичьих тушек. Последовали шорох листьев и резкое движение. Тигренок лапой подтащил птицу к себе, подальше от Атлатля.
Атлатль усмехнулся, услышав, как на зубах зверя захрустели птичьи кости.
Он подтолкнул еще одну тушку вперед, и Тигренок, прижимаясь к земле, осторожно подкрался к ней, как будто это была настоящая охота.
Снова резкое движение, а потом – хруст костей.
– Что ж, дружище, – молвил Атлатль. – Здо́рово, что мы встретились. Завтра я принесу тебе еще еды.
Он был доволен камнеметалкой. Мелкие птицы едва ли стоили усилий, чтобы их ощипывать и разделывать перед жаркой. Поэтому юноша и не ждал, что племя с энтузиазмом воспримет это новое оружие, а мужчины станут применять его на настоящей охоте. И все же добывать птиц с помощью камнеметалки было намного проще, чем сетью.
Тигренок задергал хвостом, готовясь наброситься на третью птицу. Его пасть была облеплена перышками.
Атлатль рассмеялся.
Тигренок поднял голову и зарычал.
– Неужели, – обратился к нему юноша, – на вашем языке это означает благодарность?
– Нет, – раздался вдруг чей-то голос. – На нашем языке это означает, что я возвращаюсь в племя и говорю старейшинам, что ты нарушил закон изгнания.
Атлатль обернулся.
Из-за кустов, в которых слышался шелест, к нему вышли Пауоу и Аписи.
Два свидетеля.
– Видишь? – спросил Пауоу у мальчика с торжествующей ухмылкой. – Мой отец был прав: Атлатль предпочел это животное законам племени. Нам нужно было только следить за ним и ждать, когда это произойдет.
Атлатль почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Это была ловушка. Банти специально попросил старейшин присудить изгнание, предвидя, что племянник все равно пойдет к Тигренку. Атлатль даже представить себе не мог, какую цену ему придется за это заплатить.
