истинной сути. Связь с посторонним для него невозможна. Рука руку моет, вы же одно.
— Да какой еще «сути»! Что это за бред? Я и без вас жил хорошо!
— Про «суть» еще поговорим, я потом объясню. Сейчас пойми только одно: если Кай умрет, это отразится и на тебе.
— Как?
— Не знаю… — Гейла пожала плечами. — Несчастный случай, болезнь, неудачи. Это как рак. Когда один орган болен, идут метастазы. В твоих интересах себе же помочь.
— А тебе это зачем? — покосился я, вытирая кровь и землю с плеча. — Ты ж «нас» чуть не убила. Небось, осиновый кол?
— Потому что дружили, — вновь вздохнула она, — когда-то, не счас. И нет, не осиновый. Священный ротанг.
— Если соглашусь, что надо делать?
— Быть собой, ничего кроме этого. Главное — не говорить, что здесь лишь на время. На постоянную замену сил не хватило. Кай всё ж не йогин какой…
— А если узнают?
— Тогда будет плохо. Причем вам обоим. И про меня никому ни единого слова. Я сильно рискую, поверь. Ну как, по рукам?
Гейла встала и села поближе. Помня, как со мной обошлись, поначалу напрягся. Заметив, что в руках кола нет, немного расслабился. Целоваться больше не лез.
Всё же она очень красива. И столь же опасна. Понятно, почему о таких женщинах говорят «сногсшибательны». Это определение подходило ей во всех смыслах. Под нежной матовой кожей неожиданно тугие и рельефные мышцы. Не накачанные, а тренированные в динамичной нагрузке. Потому и быстра.
Примерно так выглядели амазонки Бориса Валеджо, чьи репродукции от кооператоров заполнили ларьки и переходы в метро. Как правило, верхом на драконах или в компании мускулистых варваров с голыми торсами. Хотя едва ли нуждались в защите. У нас таких нет. В цивилизованном и лишенном средневековой романтики мире, уже лишь в фантазиях и голливудском кино.
Так почему бы не подыграть такой авантюре? Реальность обыденна и слишком скучна. От Гейлы за версту несет сексом и приключением, а разве я таких не хочу? Шварц смотрелся бы рядом с ней органично. Вот он бы не мялся, не блеял, не выглядел жалким, торгуясь за шансы остаться живым.
— Хорошо. Давай помогу! — кивнул я, входя в образ того, кем всегда хотел быть.
«Конан-Митрий», не меньше. Гора мышц, квадратная челюсть, уверенный взгляд. Кое-чего не хватает, зато какая девушка рядом! Юлька в югославских сапожках нервно курит в сторонке. Сука она.
Гейла улыбнулась, ее глаза засияли сильнее, завораживая и одновременно пугая меня. Волосы живым серебром будто струились по роскошным плечам и высокой груди. Фигурка с грацией и пластикой кошки для танца и секса, но не войны. Я чувствовал себя мотыльком, что летит на огонь. Этот Кай — идиот, раз бежит от нее.
— Тогда договорились. Не бойся, я буду тебя защищать, — мягко сказала она, взяв меня за руку, точно ребенка.
Длинные, по-девичьи изящные пальцы, но на ладони мозоли. Вряд ли от скрипки или рояля. У меня от грифа такие. Интересно — с чем упражнялась она?
— Как-нибудь справлюсь. Так делать-то что? — буркнул я и выдернул руку. Ее последняя фраза была унизительной. «Дева в беде» — вот единственно приемлемый для меня вариант. Защиты не надо, пусть за кровососом лучше смотрит своим!
— Вы здесь по очереди. Двух «я» в одном измерении быть просто не может. Тут либо ты, либо Кай. Он не выдаст себя, а ты, когда вновь окажешься здесь, иди по тропе. Там встретит гид, что смотрит за ним. Веди себя естественно, как будто всё в первый раз. Это нормально. Таких называют у нас «приходящими». Время от времени появляются так.
— А что говорить?
— Да что хочешь. Про меня и Кайя только молчи…
Я собирался было еще что-то спросить, но мир мягко ушел в темноту. Вновь звук мотора, подлокотники, кресло. Тело качнуло. Подслеповато щурясь, открываю глаза.
— Братан, подъем! Харе спать! Это Бургас!
Глава 7
Ваньку с вещами оставил на гаре, а сам побежал решать проблемы с жильем. Гостиницы для нас пока слишком жирно. Город на море, цены такие, что впору на улице спать. Поэтому решил действовать по советской, хорошо проверенной схеме — искать общагу, они ж везде есть.
Дружелюбные пенсионеры подсказали дорогу. Как уже понял, чем старше болгарин, тем лучше его отношение. Молодые, как правило, к нам очень недобры, морды воротят и русского не знают совсем. Наверное, думают, что я коммунист.
Администратор унылой и серой пятиэтажки, к счастью, так не считала, потому что встретила так, словно долго ждала.
— О, руснаци! — широко улыбнулась она. Даме за сорок, но она хороша. — Студенти ли сме или искаме да работим?
— Аз есмь студенты… — сказал я на ломаном русско-болгарском. В голове вертелось только бессмертное «красотою лепа, червлёна губами, бровями союзна». Едва ли это стоило сейчас говорить.
— Колко от вас? Колко дни? — подсказала она, стреляя жгучими и темными, как болгарские ночи, глазами.
— Аз и приятел. Двое нас тука. Трэба неделя! — изрек я, видимо, на каком-то своем языке. Грамматика не важна, когда есть интонации. И так всё поймет.
— Седьмица? Няма ничто… — дама опустила взгляд и огорченно зашуршала журналом. Ей шел даже такой расстроенный вид.
— У нас има подарок. Презент! — я торжественно поставил банку кофе на стойку. Сумасшедшие деньги, но иначе никак.
— О, бразилски… — расплылась в улыбке она. — Добре дошли!
Животворящий напиток творил чудеса. Цена устроила, и мне вручили ключи с номерком. Пятый этаж, но так даже лучше. Всё как у нас — разболтанный, обитый фанерой и жестью, замок. За ним армейская тумбочка, две кровати на пружинах и пачка белья. Никогда не мытые окна, пригоршня дохлых мух на подоконнике — советская классика. Зато, если встать на стул, видно море. Заграничное, теплое — еще месяц назад о таком мог только мечтать. А теперь вот оно! С кораблями, чайками и чистым песком.
Оставив в номере вещи, ушли смотреть город. С собой взяли только «кофейный рюкзак» с надеждой разгрузить по дороге. И не прогадали. Его отрывали с руками. После первого же бара повысили цену, но всё равно брали! Это клондайк, эльдорадо! На треть дороже того, что закладывал Толик.
Впору ехать назад и выкупать шкафчик у зажравшегося на халяве бармена.
