Один из главных мотивов для платы подобного типа порождался чудовищным жилищным кризисом в послевоенном СССР. Тогда в этой сфере существовали огромные трудности, в том числе с получением квартир. По статистике прокуратуры, незаконные платежи, связанные с жилищными проблемами, занимали второе место среди самых распространенных в послевоенные годы типов взяток, уступая только взяткам сотрудникам правоохранительных органов. В одном исследовании в феврале 1947 г. Прокуратура РСФСР обнаружила, что целую треть от 404 чел. в ее выборке арестованных за взятки составляли работники жилищных управлений52.
Квартира представляла собой одну из самых дефицитных и вожделенных вещей в СССР. Наличие жилья снизилось до критического уровня еще в 1930-х гг., когда миллионы людей хлынули на новые промышленные стройки и в старые, уже обустроенные города53. Война усугубила нехватку, разрушив огромное количество жилищного фонда. Сразу после войны, например, один судебный работник в Белорусской ССР сообщал, что, «по данным Государственной Чрезвычайной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их соучастников – в городе Минске уничтожено 80 % строений, в гор. Витебске – 90 %, в гор. Гомеле – 85 %, в гор. Могилеве – 70 %». Как отмечает историк Карл Куоллз, в Севастополе остались пригодными к эксплуатации всего 16 % жилых зданий. В целом было, вероятно, уничтожено жилье для 25 млн чел.54 Добавляя неразберихи, военные и гражданские власти после нападения Германии 22 июня 1941 г. эвакуировали более 16 млн чел. вглубь страны на восток. По дороге домой некоторые эвакуированные обнаруживали, что должны платить просто за разрешение проживать в городах, откуда они бежали.
Вернувшись в родной город, люди боролись за возврат своих квартир. Однако значительная часть жилищного фонда была передана государственным или военным ведомствам, которые зачастую всячески старались не отдавать людям их имущество, невзирая на их жалобы городскому руководству. Иногда гражданам приходилось давать взятки работникам жилотделов, чтобы получить обратно собственные квартиры (или не быть из них выселенными). Судебноследственные органы отмечали, что такая ситуация вызывала «нездоровые настроения и недовольство», в том числе негодование из-за тайных выплат и «подарков», требуемых сотрудниками жилищных органов. В ноябре 1943 г. главу жилуправления Ворошиловского района г. Баку судили и приговорили к 7 годам заключения за получение взятки в размере 3 800 руб. за предоставление некоему гражданину вместо его «маленькой» жилплощади (18 м2) – «большой» (36 м2)55.
В конце войны чудовищная нехватка жилья сделала служащих жилищных ведомств весьма желанными партнерами для операций со взятками. С 1945 по 1948 г. на имеющиеся в стране жилые площади устремились 8,5 млн демобилизованных солдат, сильно обострив уже критическую ситуацию. Только с мая по декабрь 1945 г. армия демобилизовала 4,8 млн чел. Демобилизация создала огромную нагрузку и на городской, и на сельский жилищный фонд. Неудивительно, что многим ветеранам найти квартиру стоило большого труда56. В 1946 г. следственные органы обвинили инспектора жилотдела в Тбилиси (Грузия) в вымогательстве денег у солдат, возвращающихся с фронта и нуждающихся в жилье. Дело было приостановлено, после того как инспектор скрылся от милиции57. Одна одесская газета клеймила позором явление, когда раненых фронтовиков принуждают делать ценные «подарки», чтобы получить жилплощадь58.
В Москве ситуация с жильем была крайне плачевной. В 19431944 гг. в город вернулись сотни тысяч эвакуированных. Немецкие бомбежки повредили свыше 20 тыс. жилых зданий столицы59. Многие москвичи, возвратившись из эвакуации, обнаруживали, что союзные ведомства или, чаще, жилотдел Московского горисполкома отдали их квартиры другим людям либо учреждениям. Новые квартиросъемщики нередко отказывались освобождать площадь в пользу прежних. Эти обстоятельства открывали перед работниками московской жилищной администрации огромные возможности. Не сумев разрешить спорные вопросы через городские жилотделы, люди могли подавать иски в суды, которые вскоре погрязли в тысячах жилищных дел. Уже в конце 1944 г. органы внутренних дел арестовали ряд московских судей за взятки от вернувшихся эвакуированных, с полным правом добивавшихся возврата своей жилплощади60.
Председатель Верховного суда СССР И. Т. Голяков вспоминал, что массовое возвращение из эвакуации создало большую неразбериху61. Разные работники жилищных органов и судьи, писал он, часто давали обеим сторонам спора из-за жилья право занять одну и ту же площадь. Подобные решения порождали бесконечные разногласия, в которые нередко вмешивались ответственные работники министерств и ведомств. Во многих случаях, по словам Голякова, суды, даже рассмотрев документы, путаные и противоречивые, просто не могли установить, кому в действительности принадлежит право на квартиру62.
В письме Сталину от 18 сентября 1947 г. министр внутренних дел С. Н. Круглов описывал множество случаев взяточничества, раскрытых органами внутренних дел в московской жилищной администра-ции63. Директор жилищного управления Таганского района Москвы, писал он, незаконно предоставила жилплощадь некоему гражданину Мерзлякову за взятку в 7 тыс. руб.64 В другом примере, приведенном Кругловым, директор райжилотдела и его бухгалтер незаконно давали квартиры – и прописку – разным людям, от которых получали взятки.
В одном трагическом случае, документально зафиксированном в архивах Прокуратуры СССР, некто Н. К. Акулов пошел на отчаянный шаг, не сумев получить обратно свою квартиру, после того как вернулся из армии в 1944 г.65 С 1933 г. Акулов служил в НКВД, в комендатуре Кремля. Не допущенный на прежнюю жилплощадь на Мещанской улице (очевидно потому, что кто-то другой дал взятку влиятельному лицу), он с женой и двумя маленькими детьми самовольно вселился в пустующую квартиру, ожидая, пока ему разрешат занять прежнее жилье или дадут новое. 22 ноября 1949 г. милиция по ордеру прокуратуры «насильственно» выселила семейство с незаконно занятой площади, судя по письму жены Акулова к Берии. Два месяца Акуловы жили в коридоре. Их сын не мог ходить в школу. Будучи «физически неспособен это выносить», Акулов с семьей очень неохотно переехал к теще в ветхую, «полуразрушенную» 10-метровую комнатку. Поскольку там не нашлось места для кровати, все спали на полу. Зимой сквозь трещины в стенах в комнату наметало снег. В конце концов 11 января 1951 г. Акулов покончил с собой. Он оставил мрачную записку о своих обманутых послевоенных надеждах и своей уверенности, что разгул взяточничества – одно из многих негативных явлений, уродующих советское общество: «Отдать всё работе, все силы, здоровье и благополучие семьи и за это не иметь ничего, остаться ни при чем – это уже слишком, винить никого не хочу, а законы не судят. Эгоизм и подхалимство, взяточничество и бюрократизм процветают всюду, с такими показателями не придешь к коммунизму». Сам генеральный прокурор Г. Н. Сафонов подключился к расследованию, правда, не выказал сочувствия к жалобам жены Акулова. «Судя по поведению Акулова перед смертью, – писал Сафонов, – самоубийство явилось, очевидно, результатом расстроенной психики». (О дальнейшей судьбе жены и детей Акулова в материалах дела сведений нет.)
