Я же на сегодняшний вечер выбираю строгую светло-кофейную блузку, под неё — узкую и элегантную кожаную юбку уже цвета крепкого кофе. Простые и элегантные аксессуары. Макияж Лампа мне делает хоть и более насыщенный, чем обычно, но всё равно неброский. Я иду туда работать с персоналом и встречать гостей, а не крутить попой. Так что — всё должно быть строго и в меру.
Довершают образ туфельки на невысокой шпильке.
К без пятнадцати пять я готова.
Лампа обнимает меня и говорит:
— Ты сегодня сведёшь его с ума, — и зачем-то шепчет на ухо: — помни, что я всегда ставлю на сильнейшего и не ошибаюсь…
Её напутствие заставляет меня улыбаться, когда я еду на работу — первую в моей жизни серьёзную работу. И намерена выполнять её качественно и на отлично, как учили в университете.
Однако, жизнь всегда вносит свои коррективы.
Едва я появляюсь в клубе, как меня требуют в зал — со мной желает познакомиться третий совладелец и брат Петр Лиход, сын третьей сестры…
Петр больше похож на Давлата — тоже высок и широк в плечах, правда, более грузный и уже успевший обзавестись небольшим, но заметным пузиком. Пётр давно и безнадёжно женат и детен, как мне сообщили, поэтому в гонке за дедовым наследством был первым. А вот два других оболтуса-кузена должны были предъявить главе семейства не только жён, но и наследников, чтобы им обломилось по солидному куску.
Зато, в отличие от братьев, Лиход даёт мне дельные инструкции и рассказывает, что к чему.
— И ты это, Кристин, объезди этого мустанга. Дав хороший, но сколько ж можно ему бобылевать? Так что давайте, торопитесь, у меня наследства нет, но подарок на родины племянника не заржавеет…
Густо краснею, киваю и предпочитаю ретироваться. Тем более, что на мобильный приходит сообщение от босса, который требует меня на ковёр…
Очень интересно! Я ещё ничего сделать не успела, а меня уже вызывают.
Давлат сидит, по-царски развалившись в кресле, и, окинув меня оценивающим взглядом, требует:
— Сделай мне кофе.
Вот это уже наглость! В приёмной сидит и пилит ногти секретарша Софочка, а я, значит, должна.
— Это не входит в мои должностные обязанности, — выпаливаю и намереваюсь уйти, но меня останавливает окрик:
— Я тебя не отпускал! — замираю на пороге: а у кое-кого, оказывается, премерзкий характер! Немудрено, что в свои тридцать три всё ещё холостяк. — Что входит, а что нет в твои должностные обязанности — решаю я, понятно?
Да уж, понятнее некуда, ваше Горынычество.
Вздыхаю и говорю:
— Да, Давлат Михеевич.
— Так-то лучше, — смягчается он. — Поэтому иди и сделай мне кофе.
Приседаю в реверансе, фыркаю и выхожу.
Софочка буравит меня взглядом, продолжая пилить ногти. Будто точит клинки для предстоящей схватки. Девушки из бухгалтерии уже донесли мне, что София Васильевна имела виды на Давлата Михеевича — охаживала и окучивала, а тут на тебе — упустила. Хотя, я возможно и отдам его назад через две недели. Только стриптиз посмотрю.
— Давлат Михеевич попросил кофе, — говорю.
— Ой, ну делай, — обиженно дует губки Софочка, и указывает на кулер и пакетик кофе «Прямо в кружку».
Я открываю шкаф и сразу же нахожу нужную чашку: на ней крупно написано «Босс». Ну кто бы сомневался!
Нервничаю, понятия не имею, как он любит. Кладу на свой страх и риск, будто Борьке. Растираю порошок с сахаром, заливаю кипятком.
Ммм… Пахнет вполне неплохо.
Их Горынычеству должно понравится.
Нахожу в шкафчике и небольшой серебряный поднос, ставлю на него чашку, кладу рядом ложечку, вроде мило…
Иду в назад в кабинет.
Софочка даже любезно открывает мне дверь, я проскальзываю внутрь, ставлю своё произведение перед мужем и ехидным елейным голоском говорю:
— Ваш кофе, Давлат Михеевич.
Отступаю на шаг, жду вердикта.
Он осторожно прихлёбывает, закрывает глаза, дразня меня непозволительно-длинными для мужчины ресницами. На лице расплывается явное удовольствие.
До замирания сердца жду похвалы, и так уверяю себя в ней, что оказываюсь совершенно неготовой к звучащей фразе:
— Кофе паршивый, — говорит Давлат и недовольно морщится, отодвигая напиток.
Ах гад! Ещё и лжёт! Я же видела, как кайфовал! Нарочно дразнит?
Вскидываю нос и цежу сквозь зубы:
— Не нравится — пусть секретарша делает! Я тебе не служанка!
Голубые глаза вспыхивают. Хищно, опасно. Кажется, я зря дёргаю тирга за усы, он уже еле сдерживается.
— Ты. Моя. Жена! — чеканит гневно.
Началось в колхозе утро, как любила говаривать Зинаида Сафроновна. Кажется, кое-кто страдает очень редкой формой амнезии: помнит лишь то, что хочется помнить ему. Ну что ж, освежим память:
— Фиктивная жена, — отвечаю в тон.
Он думает, что фиктивный брак дает ему на меня какие-то права? Еще чего! Кофе ему мой не понравился. Пусть скажет спасибо, что яду не подсыпала!
— Никак не угомонишься? — недовольно щурится Давлат, но продолжает сидеть в кресле.
— Нет, — отзываюсь, — просто хочу тебе лишний раз напомнить о сущности наших отношений…
Тянусь за чашкой, чтобы унести такой паршивый кофе и… то ли беру неловко, то ли от волнения и нервов движения рваные… В общем, чашка переворачивается и всё содержимое выплёскивается на кремовый и очень элегантный костюм Давлата…
На несколько секунд — они кажутся вечностью — повисает тишина. А потом Давлат с тигриным взрыком поднимается с кресла и направляется ко мне.
— Ты это специально?
Надо мной сейчас нависает матёрый хищник. И мне страшно до жути. Он ведь может сделать со мной всё, что угодно?
— Не-е-ет, — лепечу, вцепляюсь в поднос, как в спасательный круг, зажмуриваюсь, ожидая удара…
Но вместо этого он поддевает пальцем мой подбородок и требует:
— Смотри на меня, Кристина, когда отвечаешь…
Смотрю, хоть и дрожу.
Лёд в голубых глазах выпарился, теперь в них бурлит синяя лава…
— Думаю, следует вывернуть стоимость этого костюма из твоей зарплаты, что скажешь, а, дорогуша?
Нет! Нельзя из зарплаты! Мне страшно подумать, сколько может стоить такая вещь. Боюсь, что тут одной зарплаты администратора и не хватит. Поэтому набираюсь смелости — погибать, так с музыкой — и выпаливаю, глядя прямо в эти голубые глаза:
— Дорогой, я уверена, что ты не настолько меркантилен.
Он хмыкает, отстраняется, дышать становится легче.
